Василий Доконт - Мы зовём тебя править

- Не люблю я, когда больно, сир…

- Не только вам, дорогой маг, будет больно. Всем нам. Что случилось, Готам?

- Посмотрите, Ваше Величество, в поле, за укрепления.

Все трое с трудом пробрались через беспорядок начатого городскими стражами строительства и увидели забавную сцену: не менее двух сотен человек стояло перед позицией на коленях или сидело на корточках, а несколько верховых, среди которых король узнал Дамана, пытались отогнать их дальше в поле. Когда всадник очень уж сильно наезжал на кого-то из этих сидячих демонстрантов, столь неожиданных в Соргоне, тот просто переходил на другое место поблизости и там принимал прежнюю позу. Ругань лейтенанта и его солдат не производила и вовсе никакого действия на упрямцев.

- Как называется ваша игра, лейтенант?

Увидев сверкание Короны, все, сидящие на корточках, тут же стали на колени, как и их товарищи. Лейтенант бессильно развёл руками - ничего, мол, сделать не могу.

- Столько народу и все - глухонемые? Я жду объяснений!

Заговорил человек неопределённого, из-за чёрной щетины, возраста:

- Я могу объяснить, Ваше Величество, что здесь происходит, - голос был густой, низкий, и казалось, что не слова срываются с губ говорящего, а речь его кусками выпадает изо рта, - Моё имя - Котах. Я тот самый Котах-разбойник, которого знают все…

- Мне неизвестно ваше имя. Кому-нибудь из вас, господа, оно известно?

- Я слышал что-то такое, - Даман мучительно напряг память, - Вроде грабит только мужчин, и всё с какой-то смешной изюминкой, не просто так. Убийств, говорили, за ним не водилось - дальше избиения он не заходил. Больше ничего не упомню - года два о нём слышно не было.

- Благодарю, лейтенант, за благоприятный отзыв обо мне. Крови на моих руках и сейчас нет, но она у меня на совести: я из тех, кого сегодня не смогли повесить эти жалостливые горожане. Нам посулили золотые горы в скиронских Храмах, но об убийствах и речи не было. Тем более женщин и детей. Я чувствую себя обманутым лживыми посулами и желаю отомстить тем, кто меня втянул в это грязное дело.

- Разве тебя привели в Скирону насильно? Или на площадь перед одним из Храмов тебя волокли на верёвке? Не лжёшь ли ты сам, пытаясь выказать себя невинной жертвой чужого коварства? Идти грабить столичный Храм целой армией и верить, что всё обойдётся без крови? Ты же не ребёнок, Котах.

- Ваше Величество, пока не началась вся эта ерундовина на площадях, вся моя армия состояла из двадцати моих людей, с которыми я трудился на дорогах Соргона. И ни один из нас не предполагал ни такого количества участников, ни такого способа действий. Все мои люди были рядом со мной, и ни один из них не убивал, Ваше Величество. Нас так и взяли, всех вместе, и никто из нас даже не обнажил меча. Мы и сейчас все здесь, но безоружные.

- И какой же процент от суммы награбленного вы собираетесь мне выплачивать, если я вооружу вас?

- Мы не просим вооружать нас для большой дороги, Ваше Величество. Умоляю Вас не смеяться над нами. Мы просим дать нам мечи и указать место в завтрашнем бою. Это единственная милость, о которой мы просим Вас, Ваше Величество. Вы не знаете, что у нас здесь после этих похорон, - Котах постучал кулаком в широкую гулкую грудь, - Нет, не знаете…

Из глаз разбойника потекли слёзы.

- А ты, Котах, знаешь, что у меня здесь? - король тоже постучал кулаком по груди, - И не только из-за похорон. И не у одного меня. У него, у него и у него тоже, - Василий показал на своих спутников, - И что там будет, когда всё это кончится. Может, нам всем всплакнуть вместе с тобой? А? Что скажешь?

Котах вытер слёзы и с отчаянием посмотрел на короля:

- За слёзы простите меня, Ваше Величество. Это слёзы бессилия. Если Вы нам откажете, мне останется только повеситься самому - я не смогу жить с таким грузом на совести.

- Раз у тебя есть совесть и на ней есть груз - ты будешь носить его всю жизнь. И что бы ты не сделал, этот груз не станет меньше - уменьшить его невозможно, как невозможно вернуть к жизни похороненных тобой людей.

- Пусть так, Ваше Величество! Но, сражаясь на Вашей стороне, я не увеличу его. И, может быть, прежде, чем умру, спасу чью-то жизнь, и Поводырь, определяя моё место в том мире, куда уходим мы все, не осудит меня так же строго, как осудили люди. Дайте нам мечи, Ваше Величество, и, клянусь, Вы никогда не пожалеете об этом.

"- Капа, что ты слышишь от них?"

"- Я ещё не очень хорошо разбираюсь в тонкостях человеческих чувств, но, по-моему, это - надежда, сир".

- Как получилось, Котах, что ты не знал о том, сколько вас собралось для грабежа Храмов?

- Я со своими людьми жил у знакового скупщика краденого…

- Вчера, на допросах, никто из вас не назвал адреса, по которому жил в Скироне. Вы получите оружие и место в бою, когда укажете, где укрывались до нападения. Я не желаю повторения вчерашнего: пока мы будем сражаться, город останется беззащитным. Лейтенант Даман, вы со своими солдатами проверьте все указанные адреса. Окажут сопротивление - пленных не берите. Нам негде их держать и охранять некому. Этим - выдайте из дворцового арсенала оружие и доспехи. С пополнением вас, барон Готам.

ГЛАВА СЕДЬМАЯ

Ревматизм Чхогана доказал, что достоин доверия короля: с полуночи звёздное небо затянуло тучами и пошёл снег. Капа тут же потребовала возвести ревматизм старого ковродела в дворянство:

"- Старик, сир, и сам признавался, что допускает ошибки. Ему среди элиты королевства делать нечего. А вот его ревматизм, который не лжёт, как и соргонские короли, вполне достоин герба и чина министра погоды…"

"- Не чина, Капа, поста!"

"- Вам виднее, сир, чего достоин этот восхитительный ревматизм. Вы всё же, король, как-никак".

"- Если бы у меня был злейший враг, Капа, а у тебя - человеческое тело, я сделал бы всё возможное, чтобы женить его на тебе. Никакая другая месть не может сравниться с совместным с тобой существованием…"

"- Не пойду я за Разрушителя: мне не нравится, что он без лица".

"- Не перебивай короля!"

"- Слушаюсь, сир".

"- Ты сама, как Разрушитель - у меня от тебя мозги плавятся!"

"- Слышала уже. Старо. И, вообще, нашли с кем меня сравнивать, сир! Раз так, то я с Вами больше не разговариваю…"

"- Опять? А меньше?"

"- Что - меньше, сир?"

"- Меньше - разговариваешь?"

"- И меньше - не разговариваю".

"- Значит, придётся мне выслушивать каждый день по столько же. О соргонские боги, если вы есть, дайте мне сил выдержать это…"

"- Охота Вам, сир, в палатке мёрзнуть. Могли бы и во дворце переночевать…"

"- Опять перебиваешь?"

"- Если я буду молчать, то Вы не узнаете, что к Вам кто-то идёт".