Василий Доконт - Мы зовём тебя править

Зная об установленном самим Василием сигнале, бароны с радостью встретили конфуз короля и на время забыли о ссоре.

Крейн продолжал обдумывать посетившую его идею с блесной, пытаясь понять, чем же она так привлекательна. Оглядывая позиции королевских войск, барон отметил, что теперь над ними развеваются три знамени: раттанарское - на кургане, рыцарское, с гербом сэра Эрина, над гномами, и полосато-пёстрое, как матрац дальтоника - над цветными добровольцами Бушира.

Поведение раттанарского короля казалось Крейну всё более странным. Зачем Василию понадобилось переделывать знамя на глазах у всех? Почему он не сделал этого раньше? Забыл? Зачем потребовал приметный шлем и зачем приволок на курган трон?

Каждая мелочь подчёркивала, что на кургане, в гномьих доспехах, находится король. Но это же и так всем известно! Зачем же доказывать снова и снова, что король здесь? Догадка была совсем близка, но всё ещё не давалась.

Бароны снова оживились, оторвав Крейна от упрямых попыток понять.

Он посмотрел по направлению протянутой руки Пондо и разглядел у ближайшего, к дороге на Вишенки, стога, мужицкие дровни, на которые бородатый крестьянин накладывал и увязывал вороха сена. Санная неровная полоса протянулась от самой деревни по заметенной ночью дороге, лишь небольшим отрезком пропадая в ложбине. Мужик брал сено - в этом не было ничего необычного.

Необычное было в том, что к саням неслись во весь опор три раттанарских солдата, как-то оказавшихся за высокой, не ниже четырёх метров, стеной укрепления справа от кургана. Барон быстро отыскал брешь в этой стене: сама дорога, как оказалось, не была перегорожена.

Злорадный смех скиронской знати был так громок, что Брашер на кургане задёргался, засуетился и, не без колебаний, решился побеспокоить короля. Что и говорить: в гневе Василий был страшен. Судя по всему, за недосмотр досталось и Брашеру, и Бальсару - король многозначительно погрозил кулаком в кольчужной перчатке магу, невозмутимо стоявшему среди хохочущих баронов, и, конечно же, главному виновнику - Эрину, гномы которого и строили это укрепление.

Эрин растеряно разводил руками, безнадёжно пытался оправдываться, и долго вытирал обильный пот с красного от смущения лица большим и ослепительно белым носовым платком.

Досталось и ни в чём неповинному крестьянину, которого вместе с санями раттанарцы пригнали к королю для допроса. Что там происходило с крестьянином, видно не было: королевский шатёр закрывало курганом, но того, что перепало мужику, видимо, было с избытком.

Под хохот и баронов, и самих раттанарцев, один из которых даже вытянул мужика плетью, перепуганный крестьянин погнал сани в Вишенки, роняя плохо увязанное сено, и его кургузая лошадёнка неслась неистовым галопом до самой деревеньки.

Недовольный король вернулся на вершину кургана и, удобно умостившись на троне, неотрывно смотрел, как быстро закладывают гномы прореху в своём укреплении. Н-да, организация в войсках Василия хромала на обе ноги, поскольку виноваты были оба королевских любимчика: и заносчивый, дерзкий гном, и этот долговязый, с излишне умным видом, не менее наглый маг.

Первым тревогу поднял медведь на знамени Раттанара. Рёв зверя стал непрерывным, и знамя заполоскало над курганом, хотя Крейн был готов поклясться, что ветра не было.

Ненависть, исторгаемая звериной глоткой, выгоняла солдат из тёплых палаток и заставляла их занимать места на позициях и в сёдлах продрогших на морозе коней.

Глаза потревоженных людей и гномов настороженно вглядывались в оживившуюся Аквиннарскую дорогу. Движение на ней нарастало, приближаясь, и вскоре тёмная река всё ещё плохо различимых фигур хлынула с дороги на снежную равнину перед армией короля Василия, растекаясь в грозное озеро. На дороге осталась конница, не меньше пяти тысяч всадников, на усталых лошадях, но тройной перевес их численности оставлял мало шансов всадникам Дамана. Впрочем, в атаку конница Разрушителя не торопилась.

Как и предвидел Василий, главный удар должны были нанести пешие оборванцы. Вид этой оборванной, измождённой толпы вместе с ужасом вызывал и отвращение, смешанное с жалостью: как же легко превратить человека в омерзительное животное, всего-навсего лишив его простейшего санитарного ухода.

Толпа перестраивалась, образуя две колонны - как сразу определили зрители на городской стене, направленные на укрепления Готама и гномов. Цветные добровольцы Бушира оборванцев не заинтересовали, как и конная группа Дамана.

Крейн взглянул на короля. Тот, по-прежнему, невозмутимо восседал на троне, изредка обращаясь к Брашеру, после чего один из раттанарцев сбегал с кургана и дальше, уже верхом, мчался к Готаму, Буширу или Даману.

Указания, переданные ими, носили, видимо, ободряющий характер, так как заметных передвижений королевских войск не наблюдалось.

Можно было бы сказать, что подготовка к сражению проходила в полной тишине, если бы не оглушающий, невыносимый рёв раттанарского медведя. Чем ближе подбегали враги, тем неистовее и злее становился нарисованный или вытканный на знамени зверь.

Трудно сказать, вселял ли он бодрость в души защитников Скироны, но врагам не было до него никакого дела. Они атаковали равнодушно, словно мимоходом, и это их безразличие и к своей, и к чужой жизни, уже внесло смятение в сердца городских стражей: Крейн видел разозлённого Готама, щедро раздающего затрещины и пинки теряющим мужество бойцам своего отряда. Только центральная группа на его укреплении спокойно готовилась к бою. В городе уже знали, что это изгнанные народом позавчерашние налётчики, и Крейн, в который раз, уткнулся носом в странность короля Василия: как можно было довериться этим бандитам, да ещё и поставить их на самом важном участке обороны?

Сомнения не покидали барона, и он почувствовал себя глубоко несчастным из-за невозможности покинуть короля без ущерба для своей чести: мешало опрометчиво данное слово, там, у тел Фалька и Кадма. Поймав себя на предательском искушении, Крейн сообразил, как велик риск короля, имеющего в резерве ненадёжные баронские дружины. Даже он, командир резерва, сам не знал, на кого направит свою дружину: на грозный табун оборванцев или на жалкие королевские войска. Желание переметнуться всё сильнее охватывало Крейна и, взглянув на баронов в поисках поддержки своей измене, он наткнулся на насмешливый, всё понимающий взгляд мага.

Бальсар, едва заметно, отрицательно помотал головой: и не думай, ничего у тебя не выйдет, и барон понял - не выйдет, и покорился, предоставив свою судьбу соргонским богам и удаче Василия.