Свора: Волчьей Тропой - Марк Адамов
— Он — злоебучий шарлатан, — имя Йору показалось Талаги таким острым, что она его избегала, лишь бы не порезать язык. — Один ни на что не способен.
— Не стоит поливать грязью соперника, — Маалит резко убрала руку, взгляд её помрачнел. — Особенно того, который только что победил тебя в честном бою.
— Честном?! Он был со своей шайкой уродов…
— Как, помнится, и ты, — колдунья подалась вперёд и заглянула вглубь Талаги через её глаза. — Не льсти себе, Талаги: в честной дуэли тебе не выстоять против Хладного и его хитрого псаря. Теперь же, когда он окружил себя такой интересной компанией…
— Знаю я их! — Талаги ударила обрубком по простыне. — Сама охотилась с ними раньше, почти с каждым…
— Вот мы и приблизились к тому, зачем я тебя подлатала, — глаза Маалит расширились, налитые светом свечей, и перестали даже моргать. Жуткое зрелище. — Ты не одна с ними пересеклась. Не одна обожглась на этом…
Ведьма чуть склонилась назад, повернувшись к простенькой сбитой двери:
— Каэргост! Я знаю, что ты подслушиваешь! Давай уже, заходи.
Пока отворялась со скрипом дверь, пока проявлялся в свечном отблеске мрачный силуэт, Талаги вжалась в постель. Бояться она не привыкла, но вдруг вспомнила то тёмное, тяжёлое присутствие в лесу под Олони.
В тёплом свете явился рослый мужчина в плотной чёрной стёганке. Почти ещё молодой — не больше тридцати — с вытянутым скуластым лицом, румяной кожей, раскосым зеленоватым взглядом. Талаги бы назвала миловидным: такой вполне мог бы заседать при каком-нибудь князьке и нежно щекотать уши вельмож льстивыми рассказами.
— Присядь, не стой над душой, — Маалит кивнула на свободный табурет у стены напротив Талаги. Уловив интерес в глазах спасённой охотницы, добавила: — Да, это он тебя вытащил.
— Сынишка твой?
Каэргост скрипнул сиденьем и указал на Талаги:
— Одела бы её хоть, Маалит.
— А ты пялься поменьше, — отрезала Талаги, прежде чем ведьма набрала воздуха. — Яйчишки небось заворочались уже, да?
— Выглядишь живее, чем когда я тебя вытащил из той дыры, — фыркнул Каэргост. — Значит, на благодарность сил должно хватить.
— Ой, спасибо, родный, — Талаги вытянула губы и звучно чмокнула воздух между ними. — Спасибо, что не дал спокойно сдохнуть. Так сердечно благодарю, как только калека может-
Маалит вскинула руку:
— Закончили? — седые брови сдвинулись. — Каэргост, расскажи о своей встрече с Хладным… Ах, да, ты же до него и не добрался!
— Там был крепкий живогор! — с обидой воскликнул парняга. — И он возжёгся!
— Это Арачи что ли? — проговорила Талаги себе под нос.
Маалит картинно хлопнула по бёдрам:
— Верно, живогор… — она поджала тонкие губы и покачала склонённой головой. — Они ведь берут силу из собственной крови. Не то чтобы ты что-то мог с этим поделать, с твоей-то силой.
Каэргост иронию явно не оценил и заскрежетал чересчур белыми зубами.
— Ладно, потом пособачитесь, — встряла Талаги. Болезненным усилием она смогла полноценно сесть. — Сейчас, Маалит, пора мне рассказать, на кой-хуй ты не дала мне сдохнуть.
— А ей, значит, ругаться можно? — пробормотал Каэргост.
Талаги фыркнула. Ещё дозволения спрашивать — подумаешь, вытащили из пекла. Кто просил-то?
— Так уж вышло, что нас троих объединяет Йору из Корота, — молвила Маалит, глядя на мечущееся по фитилю свечи пламя. — Он важнее, чем может показаться.
— Раз тот толстолоб меня не узнал, то и филактерию они не вернули, — вставил Каэргост.
— Побереги уверенность для другого случая, мальчик мой. Речь идёт о Нотонире, — сказала Маалит с налётом чего-то, что напоминало тоску. — Он хитёр и совсем не столь же честен с своими псами, как я.
— Он обычный шарлатан, — процедила Талаги.
— Тебе иного думать и не положено, — Маалит взглянула на неё с укором. — Сейчас важно то, что псарь собрал целую свору щенят вокруг Хладного, и на это мы не рассчитывали. Мы поступим так же.
Талаги запрокинула голову и всё тело затряслось от смеха. Даже кровать скрипнула.
— Ты чего, Маалит, свою Свору собрать хочешь, чтобы утереть зад Нотониру и Йору? — слёзы наконец смочили пересохшие глаза. — Я, блядь, завязала с этим, ясно?
— С этого пути свернуть можно только к корням Вечного Древа, — напомнила Маалит опостылевшую истину охотников за головами. — Меняются только частности: где это случится, когда, что произойдёт до этого… Можно пройти великий путь, который останется на многих языках тех, кто стал его свидетелем.
— Плевать мне, кто что скажет.
— …А можно и сгнить без славы и свидетелей, вспоротой и безрукой, — ведьма окинула взглядом нехитрую комнатку. — Посреди паршивенькой корчмы в Раздоле.
— Ещё раз, скажу понятнее, — Талаги пододвинулась так, чтобы Маалит почуяла её разгорячённое дыхание. — Мне похуй на смерть. Мне похуй, кто там что подумает, когда меня не будет.
— Забавно выходит, — колдунья хмыкнула и оглянулась на Каэргоста. — Столь рьяно насмехаются над смертью, только когда она уже миновала. Если же она ещё рядом и духи тянут к горлу ледяные пальцы… Любой душу готов отдать, лишь бы прожить ещё чуть-чуть. А ты, Талаги, с чего решила, что смерть твоя миновала?
Талаги сжала оба кулака — как ей показалось по старой памяти:
— Угрожаешь?
— Угу, — Маалит кивнула с едва различимой нитью улыбки. — Но советую пройти ещё один бой. Сделаем его более честным. Каэргост! Ты нашёл, что я просила?
— Тут всё, — буркнул парняга. — Успел, пока живогор ошивался рядом.
Он взял гремучий свёрток, который держал на коленях, и разложил его в ногах Талаги. Она ещё по звуку поняла, что увидит: шершавая сталь с глубокими символами, две рукояти с кожаной обмоткой. Взгляд заметался между родными клинками и пеньком правой руки.
— Издеваешься, блядь?
— Это хорошее оружие, — Маалит провела пальцем по тупой стороне одного из мечей. — Не хотелось бы оставлять его Йору и компании.
— Есть одна загвоздка, не находишь? — Талаги потрясла обрубком у благородного лица колдуньи. — Раз решить её ты не можешь…
— Откуда такие выводы? — Маалит скорчила обиженное лицо и качнула седой головой.
— То есть, можешь? — уточнила Талаги.
Отсечённая рука зачесалась, но она только загребла пустоту на её месте.
— Если примешь новый путь, который я предлагаю, то и за оба клинка возьмёшься вновь, — Маалит пододвинулась вместе с табуретом, её терпкое дыхание обожгло ноздри смесью полыни и чеснока. — Если же нет, ты бы стала чинить оружие, которое всё равно придётся выбрасывать туда, где нашла?
Закружилась голова, и Талаги снова легла на подушку. Тень отсечённой руки крючилась в болезненной судороге. Она ещё была здесь озлобленным приведением, разрывалась меж рукоятью клинка и тем, чтобы сомкнуться на шее хозяйки. Наказать за сомнения.
Талаги прожила дольше, чем отмерили ей духи на ветвях Вечного Древа. На
