Дмитрий Казаков - Ночь судьбы

Некоторое время правитель Эмайн Махи лежал, уткнувшись лицом в мокрую траву. Боль ушла быстро, вновь грела голову надежная длань Дара. Но что-то ¦ изменилось в мире, что-то поменялось не в пользу альвов, руками которых совершилось неведомое злодейство. Руками тех, кем правил Бран, носящий Дар. И теперь благословенное сияние оказалось осквернено, а к осквернившему его народу оно возвращается очень неохотно. Именно поэтому драконов – порождение Дара – используют в войне очень осторожно.

В благосклонность Судьбы верилось теперь с большим трудом. Но не поворачивать же назад. И Бран двинулся дальше. Он шел, как и совсем недавно, только лицо его не лучилось больше довольством и уверенность. Глаза смотрели печально, вокруг них легли темные тени.

Он шел без остановок ночь, затем день, затем еще ночь. И вновь взошло солнце, даря слабую надежду на то, что на свету будет меньше хотеться спать. Вода, которой Костук смачивал веки, лишь раздражала, но сонливость не притупляла. Хотелось свернуться клубком, забиться в какую-нибудь нору поглубже и спать, спать, спать...

Защитное заклинание все работало, и немало живых существ пострадало, попав в его радиус действия. Несколько раз это были опасные создания, богато одаренные зубами, когтями, шипами и прочими атрибутами хищников. Но, в основном, попадали в сладкие объятия сна существа мелкие и безвредные, по крайней мере, на первый взгляд.

Есть приходилось на ходу. Вкуса не ощущал, но жевал, понимая, что без еды быстро лишится сил и не сможет противостоять усталости. Но бодрость все равно испарялась лужей на солнцепеке, и Костук с ужасом думал о том моменте, когда желание спать станет неодолимым.

Когда золотой диск солнца довольно высоко забрался на небесную гору, дорога резко пошла вниз. Путь на склоне преградил кустарник, усеянный прочными и острыми по краям листьями. Они запросто рассекали одежду, оставляли на коже тонкие, сочащиеся кровью порезы. Сначала Костук не мог понять, откуда возникают раны, но потом попробовал отвести ветку рукой – и едва не лишился пальцев.

Но сплетение стволов продолжалось недолго. Среди темной зелени зарослей впереди блеснуло голубым. Оставив на листьях последнюю кровавую жертву, Костук выбрался на открытое место.

Немного ниже, в ложбине, голубой лепешкой с куском зелени посередине лежало озеро. На роль зелени претендовал остров, небольшой, очень густо покрытый деревьями. Никаких строений видно не было, и Костук решил, что Храм Судьбы прячется в листве.

Стараясь не упасть, Костук заспешил вниз. Земля на неожиданно голом склоне осыпалась под ногами, и орк, ноги которого едва гнулись от усталости, несколько раз падал. К озеру добрался весь перемазанный липкой коричневой грязью. В сочетании с кровью от порезов и рваной одеждой это наверняка составляло живописное зрелище, но в тот миг Костук не думал о собственной внешности.

Поверхность воды почти не колыхалась, ровная и неподвижная, словно мертвая. От такого сравнения холод прокатился по спине Костука. Но еще более сильное потрясение пришло, когда маг неожиданно осознал, что ему придется плыть. Плыть! Для жителя степи, где реки и озера – редкость, плавать столь же сложно, как для моряка – скакать на коне.

Но до острова сажен двести, а ходить по воде или летать не может даже самый сильный маг. Костук почесал голову, осмотрелся. Небольшое бревнышко торчало из травы словно напоказ. Недолго думая, Костук обрубил ветви и спихнул оказавшийся легким ствол в воду. От этого вода сморщилась, словно ткань, пошла складками.

Осторожно, преодолевая врожденное недоверие к воде, вошел орк в озеро. Вопреки ожиданиям, вода не была холодной. Прикосновение ее оказалось приятным. Она смывала грязь и вместе с ней – усталость.

Сначала он шел, толкая бревно перед собой, а когда вода достигла подмышек, зацепился руками за шершавую кору. Заработал ногами, пытаясь подтолкнуть себя к цели. К собственному изумлению, у него получилось.

Судорожно вцепившись в норовивший вывернуться ствол, Костук двигал ногами, и остров медленно приближался. Солнце неприятно жгло голову, а иногда что-то скользкое касалось ног, заставляя пловца пугливо вздрагивать.

Непривычные к подобной работе мускулы быстро устали. Застыли руки, что он все время держал в одном положении, Костук потихоньку начал замерзать. Попытавшись перехватиться поудобнее, наглотался воды и едва не захлебнулся. Выплевывая жидкость и отдуваясь, он навалился на бревно грудью, перед глазами все еще стояла сцена гибели в водяной стихии.

Сажен за десять до берега начал пробовать дно ногами. К этому моменту в глазах мутилось, а по ногам пробегали костлявые руки судороги.

Когда ощутил внизу твердь, рискнул отпустить бревно. К берегу побрел, чуть не падая. Едва нашел силы переступить невысокий бугорок берега. Прошел еще десяток шагов, вступил под сень деревьев и рухнул, сраженный усталостью, на мягкую, шелковистую траву.

Над раскинувшимся орком звонко и переливчато пели птицы, приветливо шелестела листва. Остров Выбора встретил первого гостя.

Страж не обманул. Ни разу за всю дорогу не выказал хищных намерений. Топал себе на кривых лапах, недовольно бурча что-то под нос. Время от времени оборачивался, мрачно взирал на Мбома. К резкому его запаху путешественник привык.

Из чащобы выбрался сородич Стража, столь же черный и кривоногий. Оскалился, глядя на зула, зарычал кровожадно. Мбома не успел испугаться, как первый Страж рявкнул что-то злобно-осмысленное. В рыке звучали слова, но вряд ли их смог бы расшифровать самый искушенный в чужих наречиях маг. Сородич любителя загадок разочарованно поморщился и исчез.

На ночь Мбома развел костер. Страж благодушно щурился на пламя, словно посидеть у огонька для него – самое обычное дело. Затем исчез. Мбома сидел, дрожа. Вдруг ночью инстинкты хищника возьмут власть над разумом?

Так и продрожал до утра, не сомкнув глаз. На рассвете вернулся Страж. На перепачканной кровью черной морде застыло довольное выражение.

– Ну что, гррр, пойдем? – сказал он бодро.

– Пойдем, – попытался так же бодро ответить Мбома, но могучий зевок испортил все впечатление.

Бессонная ночь сказалась – зул тащился со скоростью черепахи. Налитые тяжестью ноги не желали передвигаться, голова норовила упасть на грудь. Вдобавок к остальным удовольствиям пришлось продираться сквозь густые кусты с острыми, словно лезвия мечей, краями листьев. Мбома быстро убедился, что порезов избежать не удастся, и старался лишь прикрывать лицо. Стражу, казалось, листья совсем не мешали. Он спокойно проходил через самую гущу, и растения послушно раздвигались, не оставляя на смоляной шкуре ни царапины.