Дмитрий Казаков - Истребитель магов

Дмитрий КАЗАКОВ

ИСТРЕБИТЕЛЬ МАГОВ

Его глаза – подземные озера,

Покинутые царские чертоги.

Отмечен знаком высшего позора,

Он никогда не говорит о Боге.

Его уста – пурпуровая рана

От лезвия, пропитанного ядом.

Печальные, сомкнувшиеся рано,

Они зовут к непознанным усладам.

В его душе столетние обиды,

В его душе печали без названья.

На все сады Мадонны и Киприды

Не променяет он воспоминанья.

Он злобен, но не злобой святотатца,

И нежен цвет его атласной кожи.

Он может улыбаться и смеяться,

Но плакать… плакать больше он не может.

Глава 1

НА ЮГ

Огромная бурая туша выметнулась из-за кустов. Затрещали ветви, Гуннар ощутил ужас, представив, что сейчас произойдет. Хрустнут кости, алая кровь брызнет на серый предвесенний снег…

Дурные предчувствия одолевали его с самого начала пути.

И вот не повезло – наткнулись на шатуна.

Но гибкая юношеская фигурка проскочила меж огромных когтистых лап. Медведь раздраженно взревел, крутанулся на месте, пытаясь зацепить верткую добычу.

Рогатина ударила с быстротой молнии. Гуннар видел, как её острие обманчиво легко коснулось лба зверя и мгновенно отпрянуло, словно устыдившись свершенного…

Косолапый зарычал; кровь потекла ему в глаза, мешая видеть. Громадная туша слепо двинулась вперед. Тяжеленные лапы месили воздух, чтобы смять, уничтожить обидчика.

Раздался хряск, какой бывает, когда тупое лезвие входит в живую плоть. Затем медведь как-то сразу накренился и рухнул. А человек стоял рядом с ним.

Гуннар сглотнул. Только в этот момент пришла мысль, что мог бы и помочь воспитаннику.

К лицу прихлынула кровь, захотелось потереть его руками. Но Гуннар знал, что это не поможет: стыд не уйдет. «Старею, – подумал он с неожиданной обреченностью. – Пятьдесят лет уже…»

Ноги передвигать было трудно, словно они превратились в каменные, наст издевательски скрипел при каждом шаге.

Когда подошел, в нос ударил тяжелый медвежий запах. Вблизи было видно, как тяжело зверь пережил зиму. Ребра почти прорвали вытершуюся шкуру, шерсть свалялась.

– Жалко, рогатина сломалась. – Юноша, стоявший рядом с поверженным зверем, поднял взгляд.

В малахитовых глазах его не было и следа боевой горячки, и дыхание было ровным. Словно не он только что победил исполинского хищника, на которого обычно ходят не в одиночку и с собаками.

Юноша сражался, как и жил, – спокойно. Без гнева, ярости или злобы.

Иногда Гуннар пугался своего воспитанника, несмотря на его молодость. Вот и сейчас он невольно содрогнулся под ледяным взглядом, в котором если и захочешь угадать, что прячется, то не сможешь.

– Нашел о чем беспокоиться, – проговорил Гуннар, преодолевая неловкость. – Рогатину новую сделаем. А ты молодец… Извини уж, что я не успел.

– Ничего, – ответил Харальд и принялся деловито свежевать тушу. Мяса и жира с шатуна не возьмешь, но шкуру можно пристроить куда-нибудь, а из клыков и когтей получаются хорошие украшения.

День стоял погожий, солнце старалось изо всех сил, готовясь к близкой весне. Подморозило, наст держал хорошо, преследовать оленя было легко. Не медведь являлся сегодня целью охотников.

Когда мир впереди оборвался гигантским оврагом, Гуннар невольно вздохнул. Много лет не был он в окрестностях Бурливого озера. И вот – занесло. В погоне за зверем не выбираешь направлений. Грациозный олень замер на краю обрыва, тяжко поводя боками, в глазах его плескался страх.

– Можно я? – Харальд смотрел просительно, и Гуннар не смог отказать воспитаннику.

– Давай.

Заскрипела тетива, на миг юноша застыл, словно превратившись в статую лучника. Солнце играло на светлых, точно посеребренных волосах, ветер перебирал падающие до плеч пряди.

Раздался хлопок, и олень, высоко подпрыгнув, рухнул.

– Попал, – сказал Харальд, опуская лук. Его лицо осветилось торжеством. И не зря. Вернуться в юрту с мясом – величайшая доблесть для охотника. А медведь – так, баловство…

Когда красавец-олень превратился в груду окровавленной плоти, а лучшие куски мяса перекочевали в заплечные мешки, Харальд спросил, указывая на обрыв:

– А что там? Бурливое озеро?

Гуннар боялся этого вопроса, боялся и ждал.

– Да, – ответил он, глядя на замерзшую поверхность, сверкающую на солнце кристаллами льда. – Это оно.

– И там был остров, куда ходил отец? – Теперь воспитанник смотрел прямо на Гуннара.

– Был, – сказал тот, а про себя подумал: «Вот бабы! Растрепали все!» – Остров был, а на нем храм… Но, как сам видишь, сейчас ни того, ни другого.

– Жаль. – Взгляд Харальда был чист и ясен, будто солнечный луч.

– Что жаль?

– Что храма нет, – пожал плечами юноша. – Я бы туда пошел, как и отец. Ведь он вернулся оттуда другим?

Гуннар дернулся как от удара. Про себя вовсю клял оленя, выбравшего самое неудачное направление для бегства.

– То, за чем он ходил туда, превратило его в нелюдя, – устало проговорил Гуннар. – И я очень рад, что пятнадцать лет назад храм на острове сгинул с лица земли.

– Я знаю эту историю, – прервал воспитателя юноша. – Глубокой осенью земля содрогнулась, словно недра её пронзила нестерпимая боль, и с севера до становища донесся жуткий вой. А через неделю охотники обнаружили, что острова более нет.

– Так что оставь эти мысли! – уже строго сказал Гуннар. – И не старайся идти по стопам отца. Я думаю, он бы этого не одобрил…

– Я не собираюсь идти по его стопам, – пожал плечами Харальд, и на лице его появилось выражение крайнего упрямства. – Я просто хочу больше о нем узнать…

Юноша пробормотал ещё что-то, но Гуннар решил не переспрашивать. Сказал лишь:

– Ну что, пойдем?

Воспитанник кивнул.

Всю дорогу до становища молчали.

Пришла весна, а с ней День Предков – главный праздник племени.

Позади тяжелые зимние месяцы, жестокие морозы и свирепые снегопады, когда целыми днями нельзя выйти из юрты. Впереди – теплое время и обильная охота. Как ни вознести благодарность пращурам, которые помогли дожить, дотерпеть, послали зверя на рогатины охотников, а рыбу – в сети?

Харальд с нетерпением ждал праздника. Посвящение в мужчины он прошел пять зим назад, в тринадцатилетнем возрасте, но каждый День Предков с тех пор встречал, словно мальчик, которому ещё только предстоит стать полноправным членом племени.

С вечера над селением, перекрывая привычные запахи, поплыл дурманящий аромат мухоморной настойки – любимого напитка предков, который, если верить колдуну, позволяет людям нид на день стать зверями, при этом выплеснуть из себя все худшее, животное, что есть в них, чтобы затем год жить спокойно…