Светлана Крушина - Голос дороги

Знахарка Рада, нестарая еще женщина, к которой Роджер и купеческий охранник на руках притащили Грэма, сначала наотрез отказалась лечить: мол, только снадобья зря переведутся, а толку все равно не будет. Умрет парень, странно, что до сих пор еще не умер. Не живут с такими ранами. Роджер, до сих пор сдерживающий себя более или менее успешно, посерел и изменился в лице. Он не стал просить и умолять, это было не в его духе; схватив женщину за воротник, он доходчиво объяснил, что с ней сделает, если она не вылечит его друга. Выглядел он в этот момент, как заверяла после Илис, просто жутко, и ничего удивительного, что знахарка прислушалась к его словам. Она пообещала, что приложит все возможные усилия, и назвала сумму, которую хотела бы получить за лечение в случае благоприятного исхода. Торговаться Роджер не стал.

Рада оставила Грэма у себя, а остальных выставила за порог, предварительно напоив Марьяну какой-то пахучей жидкостью, чтобы успокоилась. Девушка была очень бледной и еле держалась на ногах, ее заметно трясло, но увести из дома знахарки ее удалось с трудом, поскольку она ни в какую не хотела уходить от Грэма. Роджер выволок ее буквально за шиворот, сказав несколько слов, от которых она побледнела еще больше и расплакалась. Ухватив одной рукой Илис, а второй — Марьяну (на которую он старался не смотреть), он отправился по селу искать пристанище. Комнаты нашлись в большом и богатом постоялом дворе.

Больше недели Грэм провел без сознания, в бреду и горячке. Знахарка удивлялась, что он не умирает, но добросовестно ухаживала за ним и молилась Перайне. На поправку он пока не шел, рана гноилась и не заживала, и Рада опасалась заражения крови. На Роджере лица не было. Каждый день он заходил к Раде и с час просиживал у постели Грэма. Он не говорил ни слова, только смотрел в исхудавшее лицо побратима и бессознательно потирал шрам на правой ладони.

Марьяна набилась к Раде с помощницы и потому просиживала с Грэмом подолгу. При этом она старалась не сталкиваться с Роджером ни при каких обстоятельствах. Ей становилось жутко, когда он на ее смотрел — столько ненависти было в его бешеных черных глазах и столько желания убивать. Илис иногда присоединялась к Марьяне, но большую часть времени разгуливала по селу и его окрестностям. Казалось, в ее поведении ничто не переменилось, но внимательный наблюдатель мог бы заметить, что ей тоже невесело. Лукавая улыбка появлялась на ее лице значительно реже, да и рта она почти не открывала.

Когда на десятый день Грэм открыл глаза, все возблагодарили Перайну за поистине чудесное исцеление. До полного выздоровления было еще очень далеко, но Рада заверила, что теперь смерть отступила от ее пациента. Она была очень удивлена живучестью своего подопечного и говорила, что от такой раны умер бы и могучий мужчина, не то что такой мальчишка. Теперь она не подпускала к Грэму никого из его спутников.

Выздоровление затянулось надолго. Грэм, хотя и пришел в себя, все еще был в горячке, постоянно просил пить и чувствовал себя очень слабым. Узнав, сколько дней он пробыл без сознания, сначала не поверил. А когда Рада сообщила, что, скорее всего, до наступления весны он не сможет продолжить свое путешествие, Грэм совсем пал духом. Такая задержка в его планы не входила, и он был готов уже отправить своих спутников в Наи одних. Отговорила его Илис, к которой почему-то благоволила Рада и которая была допущена до постели пациента прежде прочих. Она сообщила об обострении отношений Роджера и Марьяны и добавила, что без Грэма этот клубок не распутается. Да и вообще, как бы дело не дошло до смертоубийства. При таком отношении друг к другу нельзя пускаться в путь, в селе Марьяну тоже оставлять нехорошо… да и, наконец, заявила Илис, вдвоем с Роджером никуда она не поедет. Но задача примирения спутников была сейчас Грэму не по силам, и он только рукой махнул.

Время шло, рана перестала гноиться и постепенно затянулась, оставив вместо себя страшный шрам. Рада наконец дала волю любопытству и спросила, как же это Грэма так угораздило. Грэм, морщась, коротко рассказал. Ни с кем другим он не стал бы говорить об этом, но Рада вытащила его с того света, она была добра к нему и относилась по-матерински, хотя и была старше всего лет на десять. В ее доме он ему было хорошо, и он с сожалением думал о скором расставании. Рада, однако, его не торопила, напротив, уговаривала подождать. Когда он в середине февраля попробовал встать, она пыталась удержать его в постели, но не преуспела. Пошатываясь, он сделал несколько шагов и схватился за стул, чтобы не упасть — так ослаб.

Однако же ему не терпелось продолжить путь, и он упрямо каждый день вставал, преодолевая головокружение и боль, и пытался ходить. И каждый такой поход заканчивался падением. И все-таки он не позволял Раде помогать. Да и не только Раде.

Когда он понемногу начал оправляться, к нему зачастили его спутники. Далеко не всем он был рад; например, Марьяну он предпочел бы вовсе не видеть, хотя, в отличие от Роджера, не винил ее в своем ранении. Ему была неприятна ее откровенная жалость и причитания, а так же умильные взгляды. Она как будто постоянно извинялась. Как бы ему хотелось, чтобы у нее, наконец, все перегорело, и она оставила его в покое. Грэм настолько резко отвергал всякую ее помощь, что становился почти грубым, но и такое обращение Марьяну не смущало. Она все списывала на последствия тяжелой болезни.

Другое дело — Илис. Обычно она предпочитала гулять на воздухе, а не сидеть с выздоравливающим, но Грэму было приятно снова видеть ее в веселом расположении духа. Да и вообще просто видеть ее. Когда она появлялась у Рады, вместе с ней в комнаты врывался свежий ветер, пахнущий весной. Она щебетала без умолку, пересказывая местные новости.

Что касается Роджера, то его выражение радости ограничилось фразой: "Как удачно, что ты все-таки не умер, Соло". Но никто и не ждал от него бурного проявления восторга. Довольно было видеть его просветлевшее лицо в ту минуту, когда, наконец, Грэм вышел во двор без чьей-либо помощи. В остальном же его поведение оставалось обычным: он подошел к Грэму и от души одобрительно хлопнул его по плечу, прекрасно зная, что тот все еще слаб; он только расхохотался, когда от такого проявления дружеских чувств Грэм пошатнулся и едва удержался на ногах. А потом бросил Грэму меч, который подобрал после сражения, вытащив из тела убитого разбойника. И добавил: "Нечего разбрасываться оружием, Соло. Хотя ты, конечно, молодчина".

А была уже весна, и хотя снег еще не стаял, солнце начинало понемногу припекать. Вскоре должна была начаться весенняя распутица. С каждым днем Грэм набирался сил и вскоре он стал в одиночку выбираться на прогулки, преимущественно не по селу, а по его окрестностям, чтобы не вызывать ненужного любопытства местных жителей. Раде не нравилось, что он ходит один, и она настаивала, чтобы его кто-нибудь сопровождал; с поразительным упорством она пыталась послать с ним Марьяну. У нее имелись какие-то свои соображения по поводу их отношений, растущей холодности Грэма к девушке она не видела. Грэм неизменно отвергал всякие предложения сопровождать его на прогулках, видя, что Марьяна ищет случая остаться с ним наедине и объясниться. Объяснений он не желал и потому избегал ее. Он знал, что обижает девушку, но угрызений совести не испытывал. Он готов уже был предложить ей остаться в Медее или в Наи в каком-нибудь из храмов Фекса. Такие мысли посещали его раньше, но теперь становились все отчетливее, а чувство вины, напротив, отступало.