Вера Камша - Синий взгляд смерти

— Я прошу прощения у судьбы. — Фельсенбург отцепил что-то от пояса — кошелек! — и швырнул за борт. — Но только у судьбы и только за перец. Теперь годится?

— А то! — восхищенно крякнул Клюгкатер. — Выпьете?

— Выпью.

Кружек было только четыре, и Добряк без колебаний протянул Фельсенбургу флягу. Предвкушение удачи размером с хорошего кита стало чуть ли не осязаемым. Нет, не зря он поил в «Бородатом Карле» самых отъявленных метхенбергских бездельников и поминал взятые морем души и душонки. Помогло, господа селедки, как есть помогло.

Мягкий шлепок, и среди кружек возникло что-то светлое и лохматое. Кошка! Та, что приволок Фельсенбург, и самой везучей расцветки. Юхан только рад был, он так и так собирался завести на «Селезне» кота вместо отплававшего свое рыжего Плута.

— Цыпочка! — Шкипер ухватил гостью за шкирку и поднял. Тяжеленькая тварь висела безропотно, но смотрела со значением. — Если... Когда я заведу вторую посудинку, назову «Трехцветная кошка». Чтоб к удаче! Э... Четвертый тост идет, а ну подпевай, кто к крабьей теще не желает!

Кружку поднять и пить, найерелла,

Нам пить до утра, пока отлив не настал.

Первой «запела» отпущенная Гудрун. Юхан умилился, бросил вестнице удачи последнюю колбаску и обнял за плечо Грольше:

Найерелла-лерела,

Нам пить до утра!..

Часть 4

«Звезда»[8]

Нам следовало бы удивляться только нашей способности чему-нибудь еще удивляться.

Франсуа де Ларошфуко

Глава 1

Талиг. Южная Марагона

Талиг. Западная Придда

400 год К.С. 8-й день Летних Волн

1

Объезжая очередную рощицу, драгуны наткнулись на мертвецов, судя по одежде — крестьян не из бедных. Старшего, костлявого и лысого, застрелили в спину, второй, помоложе и покрепче, поймал сразу две пули — в грудь и живот.

— Хоть не мучился, — буркнул командир дозора и приложил руку к губам. — Добили, хватило совести... Следы есть, господин капитан. Ноги, копыта, колеса от повозок... Все как полагается.

Великих следопытов в доставшейся Давенпорту роте не водилось, но чтобы сообразить — час или два назад проселком прошло до сотни пехотинцев, с десяток конных и пара повозок, Уилер не требовался. Труднее было понять, куда, собственно, дриксы наладились. Не в смысле направления — «гуси», как и Чарльз, двигались в сторону леса Зельде, а в смысле конечной цели. Одно дело, если опередивший талигойцев отряд отделился от главных сил и отправился, скажем, на фуражировку, и совсем другое — если он к этим главным силам возвращается. Чарльз невольно тронул ольстру.

— Еще что-нибудь нашли?

— Нет, господин капитан. Если что и было, утащили. Кипрейщики[9] говорят, покойники — беженцы из припоздавших: вовремя не ушли, отсиживались где-то, видать... И дернула же их нелегкая вылезти!

Нелегкая может дернуть и крестьянина, и генерала. Вот в том, что она управится с Савиньяком, Чарльз сомневался, но маршал возвращался в Надор, а на бывшем офицере для особых поручений теперь висел собственный отряд... Давенпорт еще раз вгляделся в мертвые лица, значительные, как у придворных. Шли ли беженцы только вдвоем и, если нет, что сталось с остальными, можно было только гадать. Война...

— Не они первые, не они последние, — подал голос доставшийся Чарльзу в помощники теньент, — как говорится, война.

— Именно, Бертольд, — почти разозлился Чарльз, — и потому обойдемся без философии. Что думаете, господа?

Думали Бертольд и немолодой теньент из марагонской милиции много чего, но в главном сходились с начальством — найдены вражеские следы, по ним надо идти. По возможности осторожно, ибо превращение охотника в дичь много времени не требует.

2

Проверять готовность Гирке к немедленному выступлению было дурной тратой времени, но не оскорблять же недоверием того же Лецке! Ариго объехал все свои полки без исключения. Ойген и тем более Ульрих-Бертольд наверняка нашли бы к чему придраться, но Жермона состояние авангарда устраивало. Люди были готовы к маршу, люди были готовы ко всему... «Ерунда какая-то, — признался в ответ на генеральское одобрение Лецке, — чем меньше у меня сбоит, тем тошней... Вроде и приказы выполняем, и дело делаем, а будто вода в песок...» Жермон вгляделся в провалившиеся глаза полковника и молча протянул руку — он чувствовал тот же разлад между частными успехами и общим проигрышем. Иди речь о личных достижениях, Жермон был бы собой вполне доволен, только тешить самолюбие не тянуло. Да, генерал Ариго выполнил приказ и разузнал об отдельном корпусе дриксов и его странно молодом для «гуся» командующем Рейфере. А потом, уже без приказа приняв под свое начало все, что сыскалось в Мариенбурге и окрестностях, успешно отбил первое наступление Рейфера на город. А потом вывел людей из-под удара куда более многочисленного врага. А потом вовремя заметил, что Рейфер прекратил преследование, правильно оценил его маневр и успел предупредить фок Варзов, у которого на пятках висел Бруно, о возможном ударе с тыла, а потом... Сделанного, и сделанного как положено, хватало, толку-то? Мариенбург потеряли еще быстрей, чем Доннервальд, дриксы медленно и основательно вползали в Южную Марагону, а до прихода Савиньяка с подкреплениями оставалось не меньше месяца. И пусть лично Ариго ничего нигде не испортил, так ведь и не выправил, что не повод впадать в уныние, но на раздумья наводит...

— Мой генерал, — доложил временный адъютант — очередной мальчишка с перевязанной головой, — полковник Придд.

— Хорошо. — Жермон с некоторым удивлением оглянулся на догоняющего кавалькаду всадника на сером коне. Жермон покинул «лиловых» совсем недавно, и никаких неожиданностей там не намечалось. Генерал придержал Барона, одновременно махнув свитским ехать дальше. Валентин приближался коротким галопом, делавшим честь и всаднику, и коню, и все же воевать лучше на полукровках. Жермон не сомневался, что серый с легкостью обойдет того же Барона, но в походе важней неприхотливость и спокойный бескаверзный нрав, а уж в этом-то избранник Ойгена был безупречен. За лето Жермон убедился, что это именно та лошадь, которая ему требуется. Та лошадь, тот авангард, если б еще война была «та»...

— Мой генерал, — церемонно наклонил голову Придд, — прошу уделить мне четверть часа.

— Да хоть час, если ты готов к обеду. — Невозмутимость и вежливость ничего не значат. Валентин будет невозмутим и вежлив, даже объявись за ближайшими кустами сам Бруно.

— Мой генерал, меня ждет барон Ульрих-Бертольд. Он не любит опозданий и сытых желудков.