Наталья Резанова - Золотая голова

Это была чужая мысль. Не моя и не вычитанная из книг. Клянусь, в «Хронике… « ни слова не было ни о чем подобном. Но тогда, значит…

Я, так же на ощупь, взяла второй кусок металла в левую руку. И открыла глаза. На сей раз я знала, что меня ждет. И это было хуже, гораздо хуже. И происходило быстрее. Буквы незнакомого алфавита побежали по листам, словно из развороченного муравейника. Преодолевая головокружение, как человек, идущий в сильный ветер по шаткому мосту (по мечу? ), я свела руки. Одна металлическая трубка входила в другую.

Ключ четвертый…

В этот раз я не увидела ничего подобного являвшемуся мне прежде. Ничего, что можно было счесть картиной моего прошлого или прошлого моей матери. Но сама картина была очень четкой.

Я — та, в чьем теле я сейчас находилась, — поднималась по тропинке на вершину горы. Ничего живописного в этой горе не было. Хилая жухлая трава, глинистые плеши. Кое-где выпирали гранитные плиты, оплетенные колючим кустарником. И уж совсем непонятно, зачем понадобилось водружать на вершине то, что там красовалось. Не замок, не крепость, не хотя бы избушку для отдохновения усталых путников.

Арка была там. Отнюдь не триумфальная. Не слишком высокая, примерно в полтора человеческих роста, сложенная из ноздреватого серого камня, не похожего на здешний гранит. По ту сторону виднелась такая же жухлая трава, кусок облачного неба.

Но я знала, что за ней меня ждет самое страшное испытание в жизни. Ибо врат много, но Арка — одна.

Однако я не останавливалась. Мне слишком многое пришлось преодолеть, чтобы добраться сюда. Поздно думать о том, что я могу умереть, или сойти с ума, или…

Я шагнула под Арку… … но не успела еще поставить ногу на землю, как очутилась в коридоре. Или в тоннеле. Длинном, нет, бесконечном. И у этого коридора не было стен. Миры в своем бесконечном разнообразии сошлись воедино, и мозг, дабы принять их, обнажился, и знание входило в него, как лезвие ножа. Раскаленного ножа… И куда бы я ни ступила, я могла бы попасть в любой из них, потому что все связано, и все едино, но куда я попаду, и что увижу, и выберусь ли из этой бесконечности, зависит только от меня, хватило бы только отваги взглянуть на них.

И я увидела… … Девушка вышла из пещеры на склоне горы. В руке у нее был окровавленный меч, она рыдала, и слезы и кровь с меча смывал дождь, хлеставший с безлунного ночного неба… … Страшный человек в обгоревших лохмотьях полз, выбиваясь из сил, по охваченному первым хрустальным морозцем осеннему лесу… … Колесницы неслись по дорожкам арены, давя рассыпанные цветы. Из розовой мраморной ложи за ними наблюдал император — апатичный молодой блондин, и кто-то следил из толпы простонародья за Высокой Ложей, но не за императором, а за темной тенью за его плечом, сжимая под плащом кулак, на котором тускло блестела металлическая пластина с бритвенно-острыми когтями… … Две армии сражались в раскаленной степи, а с юга, по лиловому небу, летела на кожистых крыльях стая слепых чудовищ, и тень стлалась по безводной земле… … Компания молодых женщин, кто в карете, а кто верхом, приближалась к полусонному городку на северо-западе великого королевства. Всем им грозила смертельная опасность, и все они об этом знали, и все были веселы…

И многое иное видела я, в единый миг охватывая взглядом неисчислимое количество подробностей, и где-то вставало несказанно прекрасное здание, переливаясь множеством граней в лучах непобедимого солнца.

Стеклянная башня?

Хрустальный собор?

И тут же открыла глаза. Не увидела ничего и в первый миг тупо подумала

— ослепла. А потом поморгала и поняла, что сижу в кресле, уткнувшись носом в стол и безвольно свесив руки. Хорошо, если синяк не набила, лбом приложившись… , Я попробовала выпрямиться, но голова сильно закружилась, и я была вынуждена опереться о стол руками. При этом обнаружилось, что я все еще сжимаю эти… как их… глиры? — и осторожно положила их рядом с бумагами. Первая строчка дернулась у меня перед глазами, и внезапно я вспомнила, что те же самые знаки я видела на медальоне Торговой палаты на площади Розы. И слова, которые кричала — или шептала, не понимая их смысла…

«Рикасен гарим веркен-са тинит Астарени». Дети изгнанников войдут в Хрустальный собор Астарени.

Это и было условие возвращения.

В тот день я больше ничего не предпринимала. Хотя моя голова на многое способна — и это в очередной раз подтвердилось, — нужно и ей давать передохнуть. Я вынуждена была признать, что, когда шла в кабинет, во мне жила трусливая надежда, что вдруг-де во всем случившемся прежде виноват один Тальви, и я к бредням изнанников не имею никакого отношения. И без Тальви у меня ничего не выйдет. Увы. Все подтверждалось и при этом еще больше запутывалось.

Хрустальный собор — будем теперь называть его так — присутствовал во всех моих видениях, начиная с площади Розы Но от того не становилось яснее, что он такое, где находится и зачем туда идти. Я не понимала значения слова «Астарени». Это название? Или имя? Какое-то… божество? (Я все еще не могла отрешиться от прежних понятий веры. ) И что есть страшная Арка, через которую так стремилась пройти та, чьими глазами мне было явлено видение, — и прошла, наверное, коль скоро видения являют собой картины наследственной памяти? Ясно было, что она — не врата в миры подобии, но нечто большее врат, однако что именно? И какое отношение имеет к собору?

Наконец — хотя это, может, и не главное, но кто знает? — как связан Хрустальный собор со «стеклянной башней» карнионцев и связан ли вообще?

Была, конечно, одна нить. Если я верно разгадала смысл надписи, то мне известно написание некоторых букв. А следовательно, есть возможность прочитать все остальное. Хотя бы прочитать, языка-то я по-прежнему не знаю. Ладно. «Сначала сделаем, потом поймем», — как говаривал Соркес. Начинали мы и с меньшего. Но Господи помилуй! С чего начинали, к тому и пришли. Чем, в сущности, записка бедного Форчиа отличается от откровений изнанников? Обе повествуют о том, как найти некий тайный ход, который неизвестно куда приведет, обе отмечены гибелью авторов А главное — даже если я и найду, под каким кирпичом и за каким поворотом открываются врата, это нужно не мне.

Одно отличие есть все-таки. Когда я расшифровывала записку Форчиа, то, как бы ни утруждала зрение, никаких видений передо мной не возникало. И последствия были чреваты, самое худшее, пулей в лоб или ножом в глотку, но никак не потерей рассудка.

А кто, собственно, сказал, что я должна потерять рассудок? Из того, что я теряла сознание, этого никак не следует. Кстати, я не потрудилась выяснить, сколько времени это продолжалось. Мне показалось, что долго, однако ощущениям доверять опасно. Первое видение — на площади Розы — длилось считанные мгновения, второе — не менее получаса. Есть ли здесь зависимость и закономерность? И если я буду не в себе, то как я смогу работать с рукописями? Неужели нельзя постепенно приучиться к ним, как постепенно приучаются к яду? В конце концов, подобное лечат подобным, а клин вышибают клином… а лучший способ научить человека плавать, это бросить его в воду.