Светлана Багдерина - И стали они жить-поживать

— Ихтио… чего?

— Вот этот ерш с руками, ваше недогадливое величество! — не выдержала царевна.

— А что с ним? — непонимающе захлопал глазом царь. — Халат чистый, колпак отглаженный, поднос серебряный- я сам лично проверял. Шеф-повар его своими руками выпорол два раза: вчера вечером и сегодня утром, чтобы он ничего не напортачил, поэтому ведет себя он смирно и молчит, как ему положено. В чем проблема, я не понимаю?

"Ах, выпорол. Ах, своими руками," — угрюмо прищурилась Серафима. — "Ну, хорошо, милейший работник кнута и поварешки. Я это запомню."

— Ваше величество, — повернулась она к Костею и сделала брови домиком, — проблема в том, что во время завтрака я рыбу только ЕМ. Рыба, ПРИСЛУЖИВАЮЩАЯ за завтраком, для меня полностью и целиком неприемлема.

— А-а, — поморщился царь. — Это опять ваша тонкая натура. Сначала служанка, потом этот мальчишка… Кажется, я понимаю, чего вы хотите. Но это невозможно. С вашим появлением во дворце количество людей, похожих на обычных, с улицы, стало стремительно увеличиваться.

— Стремительно? — возмутилась Серафима. — Одна горничная!

— А раньше не было никого! А сейчас вы хотите, чтобы их стало двое! Это в два раза больше, чем было!

— Да. Хочу. Пожалуйста?

Услышав от гордой пленницы волшебное слово, противостоять которому иногда не мог даже он, Костей растерялся, покривился, пожал плечами и кивнул:

— Ну, хорошо. Только для вас. Но в последний раз. Потому что такими темпами, дорогая царица, у меня замок скоро ничем не будет отличаться от проходного двора какой-нибудь трущобы. Для Елены Прекрасной я могу пожертвовать многим, но не системой безопасности, над которой трудился полвека. Везде шпионы, везде заговорщики, везде предатели. Доверять нельзя никому и никогда. Советую и вам это запомнить, ваше доверчивое величество. Эй, ты, — обратился он к поваренку. — Поставь поднос на стол и подойди ко мне.

Тот кинулся исполнять приказание.

Костей легко щелкнул пальцами, вспыхнул Камень, и поваренок охнул и схватился за голову.

За человеческую голову.

— Сгинь отсюда, уродец, — брезгливо махнул рукой царь, и мальчик бегом, пока его величество не передумало, кинулся туда, откуда появился пару минут назад рыбой.

— Спасибо, — опустив глаза, чтобы царь не прочитал в них ее настоящих чувств, проговорила Серафима. — А теперь приступим к трапезе. Вы, насколько я поняла, больше не используете свою магию, чтобы накрывать и подавать на стол?

— Нет, — сухо подтвердил Костей. — У меня за эти дни накопилось много работы, и я экономлю силы.

Царевна слегка встрепенулась. "Ага. Так мои усилия не пропали даром? И наши силы теперь нуждаются в экономии? И это радует", — почти оживилась она. — "Но что это значит? Это значит, что сегодня мне надо постараться еще больше. Вот над этим мы и будем работать. Так… Что там у нас по списку вредительства на этот день? Хуо-ди. Ремонт в коридорах. Инспекция сада. И внеплановые мероприятия. Программа-максимум — поссорить его с советником и генералом, если получится. Или хотя бы заронить недоверие. Или ревность. Для устранения угрозы Лукоморью и всему Белому Свету в моем положении все способы хороши. Конечно, меня саму от них то тошнит, то просто подташнивает, но выбора у меня не остается. Естественно, можно было накинуться на них на всех с мечом, ножом или просто табуреткой и погибнуть, пришибив одного-двух-трех-десяток, как это, наверняка, сделал бы на моем месте Иванушка. Или сделать морду кирпичом, засесть в башне на голодовку, изображая гордость и презрение, как повела бы себя, без сомнения, Елена Прекрасная. Но беда в том, что я не могу себе позволить такую роскошь, когда от меня одной может зависеть будущее всего Белого Света… А, может, у меня просто воспаление мании величия? Ха. Хотелось бы мне, чтобы все было так легко и просто. Повезло Елене Настоящей — сидит себе сейчас, небось, тихонько на терраске, чай пьет с боярынями и вишневым вареньем… Косточки через перила на клумбу выплевывает… Пока я не вижу… Наверное… Невозможно ведь быть такой занудой постоянно — по себе сейчас сужу — просто невозможно! Этому ж тридцать лет учиться надо, чтобы с непривычки с ума не спятить! А тут все за день осваивать приходится…".

Так, незаметно, под мыслительный процесс, процесс утреннего принятия пищи дошел до своего логического завершения — чаепития и десерта.

Поваренок со смесью счастья и ужаса на лице — так, наверное, себя чувствовала бы Муму, спасенная академиком Павловым — на цыпочках подбежал к столу с подносом с чайным прибором и серебряными тарелками, быстро составил свой груз и умчался, пока царь не передумал насчет его внешности в частности или существования в этом мире вообще.

— А это что? — сделав большие, но непонимающие глаза, Серафима осторожно, как в клетку с крокодилом, потыкала изящно оттопыренным мизинчиком в направлении тарелки, поставленной поваренком посредине стола.

Судя по ее дислокации, это просто обязано было быть десертом.

— Бутерброды с селедкой с луком? — полный дурных предчувствий, представил любимый десерт Костей.

Десерт был для уроков этикета полем нетоптаным и непаханым до сих пор, потому что все это время к концу третьей перемены блюд ни у учителя, ни у ученика не хватало сил на десерт.

И вот, случилось.

Это сладкое слово "десерт"…

— ЧТО??!!! Селедка? Лук? С чаем? Фи! Ваше величество. Да будет вам известно, что у вас вкусы как у вамаяссьского крестьянина! — Серафима отпрянула от стола, как будто бы царский бутерброд мог внезапно вскочить с тарелки, наброситься на нее и провонять селедкой.

— Но что вы предлагаете? — беспомощно окинул взглядом стол Костей. — Я есть колбасу с чаем не привык…

— И очень хорошо, — терпеливо, как не особо сообразительному ребенку, заглянула в глаз царю Серафима. — Потому что в лучших домах Лукоморья и Забугорья с чаем на завтрак едят не селедку и не колбасу, а пастилу, эстетически намазанную на тонкий сухой кусочек хлеба.

— Пластилу?! Едят?!

— Да. Пастилу. Едят. Все. И не вижу в этом ничего страшного, — сурово остановила его от дальнейших словоизлияний царевна. — И называется это изящным иноземным словом "тост".

— Тост? — нахмурился Костей, пытаясь осознать, чем же все-таки хочет его накормить лукоморская царица. — Значит, с этой пластилой надо пить вино? Но у нас нет никакого алкоголя. Я никогда в жизни не пил спиртных напитков и свои помощникам запретил. Более того, маг, хоть раз попробовавший в своей жизни вино, не имеет ни малейшего шанса поступить ко мне на службу. Магия не прощает невнимания. Ни к чему замутнять мозги, когда цель должна быть четкой и ясной — вот моя жизненная позиция, и я ей горжусь.