Гай Юлий Орловский - Мир Трех Лун

А то, что двух одинаковых нет, один всегда более, а второй менее, легко заметить в любом месте, например, при переходе с приятелем оживленной улицы.

Ветви, знакомо покрытые длинными пучками серого мха, опускаются так низко, что иногда приходится чуть ли на четвереньках, а еще в то время сверху что-то ухнет или заскрипит страшным голосом, я замирал в ужасе, это же клюв размером с дельтаплан, это если клюнет, то клюнет…

Гмыр прохрипел:

— Лучше вернуться…

Я сам так подумывал, но, когда рядом кто-то трусит, всегда чувствуешь себя храбрее, потому сказал небрежно:

— Что, крокодилов на деревьях испугался?

— Че… го?

— Древесных крокодилов, — пояснил я. — Есть лягушки древесные, вот и крокодилы есть. Они тоже лягушки, только побольше и зубатее. И не комаров, а людёв хватають почем зря. Но ты не бойся.

— Ну да, — сказал он нервно. — Ага…

— Что крокодилы, — сказал я беспечно, — они обычно ночью спят. Не все, конечно, но в большинстве. А вот летучие мыши, они тут с волков размером, эти все наоборот… так и шастают, так и шастают.

Он охнул.

— Ты сумасшедший! И чего тебя самого заставило?

— Если не принесу травы-синюхи, — сообщил я, — то завтра умру. Мне такой яд в еду подложили. А тебе?

Он посмотрел на меня со страхом.

— Яд? Все равно помрешь… А чего меня туда несет?

Я сказал ласково:

— Если каким-то чудом вернусь с травой, мне дадут противоядие. А вот ты можешь вернуться прямо сейчас. Не углубляясь. Тебе только рощу с крокодилами пройти, мимо стаи летучих мышей и гарпий проскочить хотя бы наполовину живым, а от волков и ночных упырей убежишь легко, вон у тебя какие ноги кривые и толстые…

Его передернуло, но на миг остановился, заколебавшись, но тут же догнал меня, сократив допустимую дистанцию еще на шажок. Я смолчал, это существо напугано больше меня, какие там удары в спину, он счастлив, что я жив и защищаю его уже своим существованием.

Об ударе в спину вспомнит, сказал я себе трезво, только когда будем выходить из леса. Но вспомнит обязательно, люди этого уровня не знают ни дружбы, ни благодарности, ни даже чувства локтя.

Глава 19

Деревья еще не расступились, но приближение к той самой таинственной горе я ощутил всеми фибрами: легкая дрожь прошла не по коже, как у коня, а внутри, по нервам или что там у меня мелкое, хромобласты или лейкоциты.

Мир чуть дрогнул, едва заметно колыхнулся и замер. Я перевел дыхание, в прошлый раз пространство изгибалось так, что все трепетало, будто нарисованное на тонкой занавеске. Хотя, скорее всего, вряд ли это пространство-время так себя ведет, наверняка я сам так воспринимаю по своей толстокожести…

Гмыр испуганно охнул:

— Землетрясение?

— Для тебя персонально, — сообщил я.

— А тебе…

— Как с гуся вода, — ответил я гордо. — Пойдем, уже полночь. Самое время для сбора травы и… вообще для нечисти.

Он торопливо поплевал через плечо.

— Да что ты все пугаешь?

— Я реалист, — ответил я со скорбным достоинством. — Не витаю. Ибо. Так что вот так…

Он заспешил, все еще держась в пяти шагах. Гора приблизилась, как темный ледокол, луна светит с той стороны, Гмыр вдруг ахнул и ускорил шаг.

— Синюха!.. Трава-синюха!

Я спросил невольно:

— Где ты… Ах да, это же так неплохо…

У подножия горы синеет неширокая полоска, я рассмотрел гордо торчащие прямо в небо веточки кустарника, в самом деле похожего на куст крыжовника. Все верно, на горе, наверное, ничего не растет, там неизвестно что за, если металл или кристалл, то и вовсе…

Гмыр бросился бегом, на этот раз уже я поспешил следом, а он добежал до полосы с чародейской травой, что не трава, рухнул там на колени.

— Это она, — крикнул он, — это она!..

— Погоди, — закричал я, — не ломай…

— Да пошел ты, — огрызнулся он и, выхватив из-за пазухи хитро упрятанный нож, принялся быстро и ловко срезать веточки. — Это же трава-синюха, за нее что угодно дадут…

Я открыл рот, но тут же захлопнул, глупо плямкнув. В руках у Гмыра уже пучок срезанных веток, а если альвы не просто пугали, то с предупреждениями я опоздал. Хотя, конечно, не очень-то и старался, но все-таки предупредил бы, есть в нас такое вот, что сами убить не беремся, а когда дурак сам лезет под падающее дерево, то и хрен с ним…

Он жадно нарезал веток столько, что едва-едва втиснул в сумку, застегнул на деревянные колышки и поднялся с широкой от счастья мордой и сияющими глазами.

— Ну вот, — сказал он победно, — можно возвращаться!

— Я еще не успел, — ответил я.

Он ухмыльнулся.

— Тогда поторопись. Тут поганое место.

— Хорошее, — возразил я. — Ты просто не чувствуешь дивной красоты этих мест! Какие чудовищно прекрасные деревья с этими покрученными ревматизмом ветвями, с какой дивной избирательностью за ворот сыплются жуки и пауки, как чудесно и громко вскрикивают над головой совы, филины и прочие жители ночного леса!..

Он обалдел, смотрел выпученными глазами, даже отступил, а то вдруг брошусь на него и покусаю, только сумасшедшие могут нести такой бред…

— Че-че?

— Не видя такой красоты, — сказал я громко, — ты совершаешь а-агромадную стратегическую ошибку… И вообще, как мне почему-то чудится и видится, ты совершил последнюю глупость в своей никчемной жизни…

Он насторожился, быстро посмотрел по сторонам. Справа и слева из земли выметнулись гибкие корни, хотя корни не должны с такой скоростью, моментально обвили его ноги до самых колен и выше.

Он только открыл рот для крика, как его дернуло вниз с огромной силой. Крик оборвался при ударе о землю, я видел перекошенное от дикой боли лицо. Корни бездумно и с огромной силой потащили ноги каждый в свою ямку.

Удар о землю проломил земляную перегородку, Гмыр начал погружаться быстрее, чем в зыбучие пески.

— Помоги! — прохрипел он в смертной муке.

Я бросился к нему, он успел протянуть руку, однако дернуло вниз особенно сильно, земля посыпалась в широко распахнутый рот, а рука с растопыренной пятерней исчезла на мгновение позже.

Земля подвигалась, выравниваясь, а там, как на волнах, покачивается сумка, плотно набитая травой-синюхой, сейчас похожая то ли на могильный камень, то ли на пучок похоронных цветов.

Я подождал малость, мои комплименты лесу, надеюсь, услышаны, я хоть и не альв, но как бы вот за, не должны прибить, благодарность присуща даже кобрам, медленно протянул руку к сумке, подождал, пока корни за ноги не хватают, осторожно взялся за ремень.

— Спасибо, — сказал я громко. — Злоумышленник наказан по всей строгости справедливого закона альвов!.. Нет более прекрасных и справедливых правил, потому что их создали в древности альвы, самые мудрые создания этого леса!.. К сожалению, злодей убил часть росшей здесь мирно и никого не трогавшей травы! Ее уже не спасти, потому возьму с собой для достойных и почетных похорон на алтаре.