Гай Юлий Орловский - Мир Трех Лун

— Ты крепок, — сказала она с одобрением, — и молод. Я слышала, Улучшатели древности были только старцами. А у тебя развиты мышцы, как у могучего воина! А у наших, даже отборных стражей, лучше всего развиты животы.

Я сказал гордо:

— Я, как и ты, из очень дальнего народа. У нас другие вкусы.

— Это какие? — спросила она с интересом.

— Мне вот, — объяснил я предусмотрительно, — как и всем здоровым полноценным мужчинам, нравятся дуры. Желательно — красивые, да еще чтоб и блондинки.

Она озадаченно переспросила:

— Почему блондинки?

— Говорят, они все дуры, — сказан я с убеждением. — А еще важно, чтобы вдобавок ко всем этим достоинствам — трусливые и робкие.

Она изумилось:

— Да зачем это?

— А чтоб мужчины не мельчали, — объяснил я. — Когда дура, то мыслишь за двоих, когда слабая — защищаешь себя и ее, а если еще и трусливая, то шире расправляешь плечи и всегда смотришь орлом, чтобы за твоей спиной чувствовала себя в безопасности. Вот ты, увы, не дура редкостная, хотя красивая.

Она поморщилась, чуть отпустила повод, и конь промчался вокруг меня, а она красиво откинулась в седле, демонстрируя налитую силой и женственностью фигуру, а черные волосы снова пугающе развеял ветер.

Я смотрел на нее с положенным восторгом, как и принято пялить глаза на женщин, что демонстрируют себя нам, не зря же стараются, это типа аплодисментов.

Она остановила коня, он фыркал и пытался бежать дальше, но она удержала сильной рукой, а мне сказала холодно:

— Сомнительный комплимент.

— Так народ говорит, — уточнил я. — А как я пойду против мнения общественности?.. Я Улучшатель — сын своего народа! И должен высоко нести.

— Что?

— Не помню, — сознался я. — Должен нести высоко, это да. Я ведь тоже дурной, зато какие бицепсы! Хочешь потрогать?

Она покачала головой, голос прозвучал строже:

— Но-но!.. Со мной такие штуки не проходят. Ты слишком живая легенда, Улучшатель.

Я спросил со значением:

— Тебе тоже намекали, что хорошо бы сделать эту легенду неживой?

— Мне, — ответила она, подчеркнув слово «мне», — намекать не посмеют.

— Но что-то слышала?

— Тебе придется показывать зубы, — пояснила она. Улыбнулась недобро. — У тебя они вполне.

— Спасибо…

Она подобрала повод, сказала на прощание:

— Что-то понадобится — обращайся! Мне кажется, в чем-то мы сможем пообщаться. Мы оба, если ты понимаешь, не совсем местные.

Усталый, я трусцой дотащился до башни, повздыхал, но героически преодолел все двести сорок ступенек.

Сонные слуги только-только начинают стягиваться в общую комнату, зевают, потягиваются и тяжко вздыхают: как же, от такого сладкого сна оторвали, а тут снова работа, скорее бы старость…

Я посмотрел с отвращением, постарался не думать, что вообще-то и сам такой, это по необходимости шебуршусь, бегаю, кого-то бью по голове и даже — страшно сказать! — как бы совершаю подвиги. А то и без «как бы», не так уж много удальцов, готовых пойти в Зачарованный Лес.

Рундельштотт уже трудится, стоя ко мне спиной у стола, услышал шаги, повернулся, худой и с красными, как у ангорского кролика, глазами, всклокоченный, с желтым лицом.

Я небрежным жестом зашвырнул на стол сумку Гмыра. Он дернулся от такой еще невиданной от меня наглости.

— Трава-синюшка, — сообщил я скромно, не давая ему открыть рот, и добавил уважительно: — Мастер Рундельштотт. Посмотрите, достаточно ли? Если мало, пусть кто-то другой сбегает. У меня ноги подкашиваются, всю ночь носился по лесу, несчастных зверей пугал, сна лишал бедных животных, теперь самому поспать бы…

Ох ахнул обрадованно и все еще не веря:

— Трава?.. Ты сумел?.. Прямо этой ночью?

— У меня была цель, — ответил я с достоинством. — Отныне я ваш помощник и партнер.

Он вскрикнул:

— Какое поспать, сейчас королева придет!.. Но тут в самом деле…

Не договорив, развязал трясущимися руками, заглянул, как хомяк, засунул почти всю голову в сумку.

— Что?.. Это все синюшка? Глазам не верю!.. Давай прямо здесь постелю, ложись, сейчас одеялко принесу.

Я возразил вяло:

— Если придет королева, спать при ней как-то неловко… Все-таки женщина, хоть и символ. Ног у нее нет, но голова есть, а там глаза, да еще какие стр-р-р-рашные…

Он сказал беспомощно:

— Но ты…

— Да выживу, — сообщил я, — выживу. Лес пообещал, что никаких убивательных санкций. Он вошел в мое трудное положение.

Он спросил ошалело:

— Кто?

— Лес, — повторил я. — Человек должен уметь говорить с природой. Хотя она не храм, а мастерская, а человек в ней — работник, однако мы не должны ждать милостей от природы, но вежливо принять их от нее — наш долг вежливости и взаимопонимания в целях дальнейшего плодотворного сотрудничества.

Он посмотрел обалдело, ничего не понял из очень правильных и красиво-благородных слов, обкатанных до полной потери смысла.

— Ладно, — сказал он очень серьезным голосом, — отнеси траву старшему в той комнате. Пусть истолкут в кашицу. Остальное все готово. Только не всю неси, достаточно три стебля… Возьми вот эти, они самые сочные…

Глава 20

Я не только отнес те три стебля старшему из помощников, хотя какие они помощники, но и объяснил на всякий случай, что надо делать — ставки слишком велики. Он слушал угрюмо и с явными признаками поражения на хмурой морде. Все-таки он еще слуга, а я уже ученик, хотя без году неделя. Не знают еще, что не просто ученик, а помощник! Более того, младший партнер, хотя еще сам не знаю, как это, но явно имею прав больше.

Заглянув к себе, быстро и с удовольствием покормил замечательного прожорлика, растет просто стремительно, толстенький, как рыба-шар, сразу же полез ко мне на ручки, умильно хрюкает и закрывает глаза, когда я ему чесал пузико, все звери почему-то обожают, когда им чешут брюхо, а когда попытался опустить обратно в шапку, запищал обиженно и так вцепился всеми четырьмя, что после нескольких попыток избавиться кое-как передвинул микроскопического крокодила на плечо, где он прижался пузом, распластался, принимая цвет рубашки, и сыто задремал, вогнав коготки сквозь плотную ткань даже в мою кожу.

Когда вернулся к Рундельштотту, тот уже не просто волнуется, его трясет, то и дело подбегает к двери, прислушивается к голосам с той стороны, тут же мчится к столу и в который раз торопливо просматривает полуистлевшие страницы древней рукописи, хотя, думаю, давно заучил все наизусть.

— Не волнуйтесь, — повторял я. — Вы гений, мастер Рундельштотт!.. У вас все получится.