Джо Аберкромби - Лучше подавать холодным

— А кто нет? Зачем ты впустила меня сюда?

— Затем, что я ужасно млею от больших мужчин с крохотными мозгами, а ты что подумал?

— О, я стараюсь думать поменьше, чтобы не заболели мои крохотные мозги. Но у меня начинает возникать ощущение, что ты, может быть вовсе и не такая суровая, как делаешь вид.

— А кто такой? — Она потянулась и дотронулась до шрама на его груди. Провела кончиками пальцев сквозь волосы по жёсткой, морщинистой коже.

— Что ж, полагаю, у нас у всех свои раны. — Его рука скользнула вдоль длинного шрама на её бедре, и её желудок туго сжало. Той азартной смесью восторга и страха, с добавкой щепотки раздражения.

— У некоторых хуже других. — Слова горчили у неё во рту.

— Просто отметины. — Его большой палец скользнул вдоль шрамов на её рёбрах, одного за другим. — Они меня не смущают.

Она стянула перчатку со скрюченной правой ладони и сунула ему в лицо. — Нет?

— Нет. — Его громадные лапы осторожно сомкнулись вокруг её изувеченной руки — тепло и крепко. Она сначала напряглась, чуть было не одёрнула ей обратно, от потрясения перехватило дыхание, будто бы она застукала его ласкающим труп. Затем его пальцы стали тереться о её искривлённую кисть, о саднящее основание большого пальца, об остальные, изогнутые — до самых кончиков. На удивление нежно. На удивление приятно. Она расслабленно закрыла глаза и раскрыла рот, растопыривая пальцы настолько широко, насколько они могли, и выдохнула.

Она ощутила его рядом, его тепло, его дыханье на её лице. Последнее время помыться выпадало нечасто и от него пахло — потом и кожей и слегка тухлым мясом. Резко, но не совсем уж неприятно. Понимала — от неё самой тоже идёт запах. Его лицо потёрлось об её — колючие щёки, твёрдая челюсть — ткнулось носом в её нос, зарылось в её шею. Она полуулыбалась, кожу холодило сквозняком от окна, знакомо щекочущим нос гарью горящих зданий.

В одной руке он всё ещё держал её ладонь, теперь отведя в сторону, другая зашла с фланга, скользнула вверх по бедру через поясницу, нырнула под груди, большой палец елозил туда-сюда на соске, несколько приятно и несколько неумело. Её свободная рука потёрлась об его член, уже затвердевший и готовый, вверх, вниз, влажной липкой кожей на ладони. Он подняла ногу, ободирая пяткой сыпучую штукатурку со стены, уперев её в подоконник широко раскинула бёдра. Его палец задвигался вперёд-назад между ними с мягким хлюп-хлюп.

Её правая рука уже прижималась к его подбородку, кривые пальцы тянули за ухо, поворачивая голову вбок, большой палец раздвигал рот, так чтобы она смогла протолкнуть туда свой язык. Его рот оказался с привкусом дешёвого вина, что они пили, но её очевидно, тоже и в конце-то концов — кому не похер?

Она притянула его ближе, прижалась к нему, кожа скользила о кожу. Не думая о погибшем брате, не думая об искалеченной руке, не думая ни о войне снаружи, ни о потребности затянуться, ни о людях, которых предстояло убить. Только его пальцы и её пальцы, его хуй и её пизда. Возможно, не так уж и много, но кое-что — ведь ей необходимо было хоть что-то.

— Еби, — прошептала она ему на ухо.

— Ладно, — прохрипел он, подцепил её под колено, поднял на кровать и опрокинул на спину, заскрипела рама. Она изогнулась, освобождая место и он опустился между её раздвинутых коленей, проталкиваясь вперёд, бросая вниз свирепую ухмылку. Такую же как у неё, страстно спешащую продолжить. Она почувстовала как его залупа проскользнула между её бёдер, с одной стороны, потом с другой. — Где же, блядь…

— Северяне хреновы, вы бы свою жопу на стуле не нашли.

— Моя жопа не та дырка, которую я ищу.

— Вот. — Она макнула пальцы в слюну на языке, приподнялась, подпираясь локтем, дотянулась до него и взяла дело в свои руки, направляя член, пока не обнаружилось искомое место.

— Ах.

— Ах, — проурчала она в ответ. — Вот так.

— Айе. — Он вращал бёдрами, протискиваясь глубже с каждым взмахом. — Вот… так… вот. — Руки перебрались выше по её ляжкам, касаясь коротких волос. Он начал теребить её большим пальцем.

— Тише! — Она шлепком убрала его руку и просунула на её место свою собственную, медленно обводя по кругу средним пальцем. — Ты же не орехи щёлкаешь, балда.

— Твой орех — тебе и решать, я считаю. — Его член выскочил, когда он продвинулся вперёд, падая на руки сверху, но она с лёгкостью засунула его обратно. Они вместе отыскивали нужный ритм, терпеливо, но раз за разом всё интенсивнее.

Она не закрывала глаза, глядя ему в лицо, и насколько она могла увидеть во тьме, он глядел в ответ. Оба тяжело дышали, оскалив зубы. Он открывал свой рот, приглашая её, затем резко убирал голову, когда она вытягивала шею, чтобы поцеловать его, всегда едва за пределы досягаемости, до тех пор пока она не откинулась плашмя со вздохом, от которого её охватила теплая дрожь.

Она положила правую руку на его зад, впиваясь в ягодицу, пока та сжималась и расслаблялась, сжималась и расслаблялась. Теперь уже быстрее, влажная кожа шлёп-шлёпала и она проталкивала перекрученную руку дальше, круговыми движениями подбираясь к щели его задницы. Она снова оторвала голову от кровати, кусая его губы, его зубы, а он вгрызался в неё с рычанием в глотке и она рычала в ответ.

Скрип-скрип-скрип — и её ноги были не на кровати а в воздухе, его рука запуталась в её волосах, пальцы тёрлись о монеты под кожей, отклоняя назад её голову. Её лицо было прямо напротив него, и она всасывала его язык из его рта в свой, кусая его, облизывая его. Сильные, слюнявые, голодные, рычащие поцелуи. Наврядли поцелуи вовсе. Она протокнула ему в очко палец по первую косточку.

— Чё за нахуй? — Он выскочил из неё, будто она влепила ему пощёчину, остановился и замер, напряжённо нависая сверху. Она одёрнула правую руку обратно, левой продолжая трудиться у себя между ног.

— Лады, — шепнула она. — Сам знаешь, от этого ты меньше мужиком не стал. Твоя жопа — тебе и решать. Буду держаться от неё в стороне при…

— Да я не про то. Ты чё-нибудь слышала?

Монза никак не смогла бы услышать что-то помимо собственного частого дыхания и неопределённого звука мокрых пальцев, продолжающих скользить вверх и вниз. Она приподняла бёдра, обратно прижимаясь к нему. — Давай. Нет там ни…

С грохотом вылетела дверь, взметнулись щепки выдранного с мясом замка. Трясучка на четвереньках слетел с кровати, путаясь в одеяле. Перед ослеплённой светом факелов Монзой промелькнули блеск яркого металла, чьи-то доспехи, окрик и взмах меча.

Был металлический стук, Трясучка издал короткий вопль и тяжело опустился на половицы. Монза почувствовала, как её щёку усеивают капельки крови. Рукоять Кальвеса оказалась в её руке. В правой руке — как глупо, в силу привычки. Пара дюймов клинка уже обнажена.