Ник Перумов - Алмазный меч, деревянный меч (Том 1)

Кан-Торог, который, похоже, взял себе за правило принимать с ледяным хладнокровием все, что ни скажет Сидри, только пожал плечами и взвалил на спину груз. Тави осталась стоять, стиснув руки перед грудью.

Ей тут начинало очень не нравиться.

«Что значит „не нравится“?! — возмутился бы обучавший ее мэтр. — Маг на то и маг, чтобы сформулировать определение любому явлению. Пусть даже на языках Смертных для него не сыщется ни единого слова».

Ох, недоволен остался бы Наставник…

Она не дрогнула бы от сочащегося, словно гной, алчного и неутолимого вампирьего голода. Не поморщившись, миновала бы мутный поток горгульего вожделения. Она умела чувствовать направленную на нее злобу, гордилась этим умением, даже хвасталась, случалось; но сейчас… Это была не голодная похоть, не банальное предвкушение сытного обеда. Нет. Намного хуже.

Ее затошнило. Голова мерзко кружилась, да так, что пришлось сесть на камни. Идти она не могла.

— Тави? — напрягся воин. Меч уже в руке, готовый к бою.

Она не успела ответить. Где-то на самом дне сознания проплыло нечто вроде проскандированной тысячеголосым хором фразы:

«Идите, идите же к нам!»

И жгучая волна слепой паники, волна, словно состоящая вся из мириад острейших игл, прокатилась по телу. С губ сорвался короткий всхлип. Тело девушки дернулось, она повалилась на пол.

Кан-Торог в один миг оказался рядом, в левой руке — откупоренная деревянная бутылочка с противоядием, составленным самой же Тави; однако та, несмотря на муку, зло отпихнула пузырек.

…Боль помогала стереть последние преграды, помогала раскрыть разум льющемуся из глубин. Поток бесформенных видений, обжигающие искры Силы, невнятные контуры заклятий — Тави догадывалась, что это заклятья, но не могла распознать ни одной слово-или мыслеформы. Не могла понять и что за разум творит там все это — не человеческий и не звериный, если вспомнить о существовании полуразумных подземных драконов.

…Потом стало еще хуже. Ей казалось, она опускается прямо сквозь камень, минуя проточенные гномами, словно червями в яблоке, ходы во плоти горы. Она шла навстречу тысячеголосому хору, опускалась в непроницаемый ни для взгляда ни для слуха черный ласковый океан. Ей казалось, что вот-вот, еще немного, — и пелена мрака рассеется, и то, что она увидит, будет невыразимо прекрасно.

…Но тут Кан-Торог сумел наконец отодрать вцепившиеся ему в запястье пальцы и силком влить противоядие в судорожно раскрытый, перекошенный от боли рот.

Тави поперхнулась, заходясь в кашле. Разрыв темного потока отозвался чудовищным ударом боли, добравшейся до самого дальнего уголка ее тела. Эликсир огненной волной прокатился по горлу, и этот привычный ожог помог разорвать опутавшую ее паутину. Тьма внизу осталась непроглядной, девушка не достигла нижней границы подземных туч; снадобье, сильнейшее из ей известных, властно тащило за собой, преодолевая тягу подземного волшебства.

Кашель перешел в мучительную, желчь пополам с кровью, рвоту.

— Тави! Тави, что еще сделать?! — только теперь услыхала она голос воина.

Кан-Торог поступал как истинный Вольный — в том, что тебе неведомо, опирайся на приказы знающего и не отступай от них ни на йоту. Ему велели, ежели что, дать отпить из «вот этой!» бутылочки, что он и сделал, не вникая в смысл приказа. Но что дальше?

— Ни… чего… — выдавила она, с трудом садясь. По щекам стекали слезы. — С-Сидри… Нам пока нельзя никуда идти… Не помню, что ты говорил о Силе Гномов, но… там, внизу, совсем иная Сила… Не знаю, откуда и что это… но очень страшно…

— Страшно! — гном насупился. — А не было б страшно, милочка, сами бы все сделали… Потому и обратились к вам, Вольным, — все знают, вам страх неведом.

— Страх ведом всем, почтенный, — наставительно заметил Кан-Торог. Разумеется, когда дело касалась кодексов и тому подобного, промолчать он не мог. — Ибо сказано — истинный воин есть воин побеждающий, дурак же, николь не страшащийся, побеждем есмь будет.

— Ну, вам виднее. Короче, нам-то ведь как раз туда, вниз, и надо! Что скажешь, красавица? Что видела?..

Кан-Торог метнул было на гнома уничижительный взгляд — чего, мол, обращаешься к Вольной, словно к трактирной служке? — однако Тави уже отвечала, не обращая внимания на непочтительный тон:

— Там тьма, Сидри… точнее, не Тьма, как сила, там просто нечто под покровом Тьмы… И волшебство. Я… я не знаю такого, гном.

Кан изумленно вскинул брови — изменило даже его прославленное хладнокровие: чтобы заносчивая Тави призналась, что чего-то не знает?! Светопреставление!

— Не знаешь — придется узнать, — посулил гном. — Нам обратного хода нет. Только через низ. За лошадьми, конечно, вернуться придется…

— Да что ты мелешь, какие там еще лошади! — рассвирепел Кан. — Уши песком засыпало, недомерок подземный? Слышал, что тебе волшебница сказала? Неведомая там магия, понял, нет? На такую штуку голым гузном только гномы, верно, и лезут.

Сидри повел плечами.

— Не кипятись, воин храбропрославленный. Одно дело делаем, и мне, случись что, помирать вместе с вами. Я только вот что скажу — пути иного у нас все равно нет, дорога до источников неблизкая, а потому давайте-ка, поднимаемся, и вперед. А неведомых волшебств… много их еще у нас будет. Уж вы мне поверьте.

Никто не усомнился.

Глава 14

Темница, куда приволокли Агату, ничем не отличалась от множества других темниц, где ей приходилось сиживать. Ничем, кроме размеров. В крошечной клетушке невозможно было вытянуть ноги. Даже сидеть она могла, лишь прижав колени к груди. Под ногами — голый камень. По сторонам — он же, грубый, необработанный. Никаких признаков двери. Стоило аколиту втолкнуть ее в камеру и захлопнуть дверь, как створка слилась с окружающими стенами, словно и не было ее никогда. Свет тоже отсутствовал. И холод, холод, ледяной невидимый зверь, он тотчас вцепился в Агату всеми бесчисленными своими когтями.

«Я тут не выдержу, — с ужасом подумала она. — Нет-нет, не выдержу… не выдержу…»

Темницы для рабов тоже не отличались удобствами, однако живой товар надо было сохранить для торговли, он не должен был потерять в цене, и потому до подобных изуверств нигде не додумались. Здесь же, стыдно сказать, не было даже куда справить нужду.

«Тут могут держать только смертников, — внезапно подумала Агата. — Только тех, кто уже не нужен. Кого отправят на жертвенник или просто сбросят в змеиную яму.

Или придумают что-то похуже. В Радуге есть настоящие мастера на подобные выдумки.

Протянуть здесь месяц, пока не кончится Ливень, невозможно. Она просто умрет от холода…»