Наталья Михайлова - Ветер забытых дорог

– Ты будешь царем? - спросил Дайк.

Превратившись в Грону, Тимена вправду очень быстро сделался каким-то другим. Он возмужал, и руки стали более мускулистыми, и сам шире в плечах, крепче. И лицо - уже не лицо умирающего от истощения дикаря, а вытянутое, взрослое лицо с резкими скулами, твердым подбородком, худое от внутреннего напряжения и переживаний.

А ведь когда Тимена впервые появился в доме Сияющего, глаза у него часто бывали пустые, а взгляд казался остановившимся. Теперь Тимена стоял, выпрямившись, подняв голову, и казался уверенным в себе.

– Получается, я буду царем, - подтвердил Тимена и тут же объяснил на свой лад. - Я буду, как Геденна: устраивать жизнь. Дейяваду не будем пить просто так, а только как лекарство. Рабов и свободных у нас не будет. Будем один народ. Будем работать все вместе. Придет весна - разобьем огороды, понемногу, как будет нужно, выкорчуем заросли, - говорил Тимена. - Поле тоже будет общее. Начнем охотиться и ловить рыбу, как Сполох научил. Женщины будут ткать. А жить где? Землянок нароем. А потом… Геда говорит, что Тьор учил его строить - а камня кругом много.

– Геда остается? - с жалостью спросила Гвендис. - Я думала, он хочет пойти с Тьором…

– Он сказал, что здесь его мать. Здесь убили Адатту… - Тимена замолчал, опустил голову. - В общем, он остается.

Тьор одобрительно сказал:

– Хорошо. Геда научит вас слушаться своих матерей, как стьямма. Тогда будет порядок.

– Это верно, - подтвердил Сполох. - Хорошо, что с вами есть женщины. Костер хозяйке Ярвенне не забудьте разжигать! Тогда Вседержитель позволит ей вам явиться или пошлет другого небожителя… или красавицу-небожительницу.

У Тимены слезы подступили к горлу. Он подавил их и с трудом улыбнулся, но выговорить ничего не смог, боялся - задрожит голос. Медленно кивнул.

– Будем праздновать, научимся радоваться… - наконец тихо обещал он, глядя, как на востоке, над Сатрой висит красный шар солнца.

– Собак-то приручите! - спохватился Сполох, у ног которого сурово сидел Серый. - Там их полно в зарослях - это не волки, а псы… Я ручаюсь, что Серый все понимает, он умный, почти как человек. Оно и понятно, раз он родом от небесных небожительских псов, - Сполох слыхал это от Дайка и очень гордился Серым. - Так вы с ними поладьте: договоритесь, гостинца дайте… А потом хорошо бы у Эрхиной бабули лошадей прикупить. У вас тут золота и серебра - как грязи, надо обязательно торговать.

Наконец все напутствия и прощальные слова были сказаны. Тимена помахал рукой и исчез в кустарнике. Гвендис отвернулась. Она не могла сдержать слезы, думая об Итваре и Эйонне и о том, что в Гронасатру они могли бы принести знание и красоту. Много без чего придется обходиться новой Сатре, и она похожа на семечко, которое ветер занес в развалины Стены: или уцепится корнями и прошьет даже камень, или сгинет.

Гвендис села на степную лошадку позади Эрхе-Алтан. На другой лошади ехал Дайк, а Сполох вел ее за оброть, как княжеского коня ведет под уздцы стремянный. На третий день пути Дайк сказал, что собрался с силами и пойдет дальше сам. Гвендис смогла пересесть от Эрхе на освободившуюся лошадь. Кобыла степнячки теперь могла отдохнуть от непривычной ноши.

В степи таял снег, и часто путникам приходилось брести по колена в воде так долго, словно они взялись перейти вброд безбрежное, но мелкое море, из которого торчал спутанный прошлогодний ковыль. Изредка Эрхе удавалось подстрелить птицу, иногда возвращался с задушенным зайцем в зубах грязный и мокрый Серый.

Душа Дайка была переполнена тоской. Сколько хватало памяти, он вспоминал свою жизнь, и видел, что она все время была только несчастной и никчемной. Он лежал в благотворительной больнице, почти не сознавая, жив или мертв, потом бродяжничал, считал себя сумасшедшим, - и из-за этого стыдился людей. Не помнил никакого ремесла, не мог ничего заработать. Все, чего ему удалось однажды достичь, - это принести в подарок Гвендис самоцвет Бисмасатры. Из-за страха перед безумием он избегал и Гвендис, так что отдал ей камень и хотел больше никогда не возвращаться. Она сама его нашла и привела в дом.

Но велика ли заслуга - увидать во сне драгоценный камень и выкопать его из земли? Кто бы с этим не справился?

Потом Гвендис сидела с ним по ночам, когда ему снилась Сатра и в очередной раз охватывал страх сойти с ума. Он уцепился за надежду, что его опознают как княжича Гойдемира. Но он лишь получил горький урок, когда нарочно приехавший в Анварден Гойдемиров брат отверг их родство.

Ради него Гвендис покинула дом и отправилась на поиски Сатры, и ради него готова была остаться в этой падшей стране навсегда. Гвендис оделяла его, давала, дарила, а он тратил, терял, упускал. Не только она… Он утратил Итвару, Адатту, Эйонну. Тех, кто поверил в тиреса Дэву. Сберег себя Грона и кое-кто еще - но это не благодаря Дайку.

Талый снег сковывал ноги. Остановку сделать было негде: кругом снег и вода. Эрхе обещала вывести на возвышенность, где будет суше, - там можно передохнуть. Все выбились из сил. Только Дайк за душевной болью не чувствовал усталости тела. Ему казалось, он сыт одним своим горем - он и голода тоже не чувствовал. «Чего я не сделал? - спрашивал себя Дайк. - Я и вправду должен был устроить «очистительную неделю» тиресам и стать царем Сатры после погрома? Я Сияющий, и должен был сводить небесный огонь на головы непокорным?.. Неужели в этом-то я и был неправ… Тимена хотел, но не мог этого сделать, а мог - я один…» Эти безысходные мысли подтачивали его душу.

Дайк стал избегать говорить начистоту с Гвендис. Он не хотел, чтобы она по-прежнему утешала, оделяла и одаряла его, потому что не верил в самого себя.

За время пути наступила настоящая весна. Степь ожила, зазеленела, в ночи снова замерцали глазами ковыльниц. В небесах проходили целые караваны птиц, которые возвращались из теплых краев, с зимовки. Словно вставшие из-под земли старинные кочевничьи орды, перекатывались под ветром поля диких тюльпанов и маков.

Добывать пропитание путникам стало легче и спать по ночам - теплее. Но одежда и обувь уже не годились, и усталость мешала измученным людям разделить со степью ее радость. У Дайка выросла борода. У Тьора и Сполоха подбородок еще толком не зарастал, они были слишком молоды.

Однажды утром Эрхе на своей лошадке ускакала вперед, потом вернулась и сказала:

– Скоро в стойбище придем. Меньше, чем половина луны, осталась.

Все с надеждой и нетерпением стали вглядываться в окоем. Но нынче надо было еще дойти до привала.

Эрхе на лошадке поравнялась с шагавшим Сполохом. Рядом с ним трусил Серый. Эрхе нагнулась в седле - косы соскользнули и свесилась с ее плеча: