Гай Орловский - Ричард Длинные Руки — император

— Впереди филигоны!

Я прислушался, вроде бы тихо, спросил с недоверием:

— Как почуяли?

— Запах, — ответил он коротко.

Я взглянул с уважением. Вроде бы хорошо знаю барона Дарабоса, но что превосходит меня по части обоняния, и не подозревал.

— Факелы держать за спиной, — велел я, — чтобы потом… Ну, разом!

Мы выбежали с грохотом и криками. В пещере с полдюжины филигонов, Карл-Антон метнул пузырек со смесью, страшно полыхнуло, и раздался ужасающий грохот.

Филигоны рухнули как подкошенные, а мы пробежали по их телам, оставив добивать и отчленять головы задним.

Сигизмунд, оглянувшись, вскрикнул с обидой и разочарованием:

— Так даже неинтересно!

Я спросила Норберта:

— Барон, вам тоже так кажется?

Он мотнул головой.

— Ничуть. Так интереснее намного.

— Видишь, Сиг, — крикнул я дружески, — что говорит старшее поколение? Это и есть мудрость.

Сигизмунд умолк в затруднении, потом метнулся догонять Тамплиера.

Через сотню шагов наткнулись еще на две такие же диафрагмы, только эти сходятся кольцами при появлении света, оставляя совсем крохотную дырочку, а когда Норберт подошел с факелом ближе, там сомкнулось намертво.

— Странные ворота, — проговорил он задумчиво, — что-то мне это смутно напоминает…

— Мне тоже, — сказал я.

Он оживился.

— И вам? Что?

— Жопу, — ответил я. — Анус. Угадал?

Он поморщился.

— Фи, ваше величество…

— Угадал, — сказал я с удовлетворением. — Но ничего, представьте себе, что мы не в жопу идем, а победно выходим!.. Нет, тоже как-то не весьма… В общем, почему жопа? Почему сразу как что, так жопа?.. Есть же и другие ассоциации!

Он спросил осторожно:

— Какие?

— Да сотни, — сказал я, не задумываясь. — Даже тысячи!.. Вот, например… Нет, это не годится… лучше вот это… хотя это еще хуже, но все равно они есть, язык человеческий богат и могуч, в нем есть для всего место, а не только для жоп всяких и разных. Мы же не филигоны какие-то?.. Вообще лучше уберите факел подальше!.. Гасить не надо, нам только бы пролезть, а там увидим, в самом ли деле будущее светлое, как нам обещают…

Он напомнил осторожно:

— Это вы нам обещаете, ваше величество.

— Ну хорошо, — согласился я, — посмотрим, в самом ли деле будущее просто светлое или же светлейшее, прекраснейшее и радостное, о чем я из осторожности и скромности не говорил?

Впереди грянул грохот, вспышка огня прожгла даже мои веки. Я торопливо убрал ладонь, открыл глаза и ринулся в зал, где с полдюжины филигонов корчатся на полу.

— Быстрее! — дико проревел за моей спиной Тамплиер.

Я первый, убыстряясь, оказался у поверженного врага. Двое филигонов начали приподниматься на колени, я рассек их быстро и бестрепетно, третьему снес голову в тот момент, когда сбоку сэр Тамплиер разрубил ему плечо до середины грудной клетки.

Альбрехт, Норберт, Боудеррия, лорд Робер и сэр Кенговейн, как и остальные наши бойцы, рубили наперегонки, и лишь когда мы оказались по щиколотку в луже оранжевой крови солнечного спектра, остановились, с подозрением глядя на жестоко изрубленные тела у своих ног.

— Прекрасная работа, — сказал я.

— Просто произведение искусства, — поддакнул Альбрехт. — Так ведь, ваше величество?

— Истину глаголете, — сказал я. — Но сейчас нам предстоит потрудиться над целым панорамным полотном. Лорд Робер, очнитесь!

Лорд Робер вздрогнул, с трудом оторвал зачарованный взгляд от распростертых трупов и посмотрел на меня удивленно-радостными глазами.

— Ваше величество… впервые вижу этих тварей убитыми! Я вообще думал, что от моей руки никогда…

— Полагали, неуязвимы?

Он ответил с неловкостью:

— Простите…

— Все хорошо, — подбодрил я. — Вы же пошли с нами?

— Это мой долг, — ответил он просто и с достоинством. — Я его исполню до конца, каким бы он ни был.

— Конец будет хорошим, — сказал я. — Мне пока что везет.

— Так то вам, — проговорил он смущенно, — поговаривают, когда вы были в колыбельке, вам ее черт качал?

Я отмахнулся.

— Враки. Думаю, ангелы. Так качали, до сих пор голова иногда кружится. Хотя кто знает, я был маленький, такую ерунду кто бы запомнил?

Глава 14

В жестоком бою сошлись всего через пять минут в огромном зале, где десятки, а то и сотни филигонов бросились так стремительно, что факелы не успели передать в передние ряды.

Один из алхимиков все же успел бросить в их стаю кувшин с греческим огнем. Грохнуло так, что заложило уши, жаркое пламя взвилось до свода.

Филигоны рухнули на пол, яркий свет ослепил даже нас. Мечи сверкали в отсветах пламени часто и жутко, сперва блестящие, затем в оранжевой по самые рукояти.

Я ощутил неистовое злое ликование. Филигоны, пусть и сильнее и быстрее, но не имеют понятия о боевых приемах. Я тоже не ах, но насмотрелся, наподра-жался, напрыгался, выбрасывая вперед кулаки и ноги, так что все равно, пусть я овца против чемпиона, но против этих тварей, у которых только звериная сила и ловкость, что-то противопоставить могу.

И все-таки они отбивались, размахивая лапами вслепую, я слышал со всех сторон вскрики боли, злую ругань, а также зловещий хруст рассекаемой плоти.

Когда рядом оказалась запыхавшаяся и забрызганная оранжевой кровью Боудеррия, я торопливо огляделся. Сердце сжалось, отряд заметно поредел, из пятидесяти отборных бойцов осталось чуть больше половины плюс пятеро магов и трое ухитрившихся уцелеть простолюдинов.

— Проверить, — велел я, — чтоб ни одного живого!.. У них все заживает слишком быстро.

Норберт громко напомнил:

— Рубить головы, рубить головы!.. Отрубленные не приживут!

Рыцари рассыпались по залу, в ярости рассекая тела и кромсая так, что расчленяли на части.

— Потери? — потребовал я, задыхаясь.

Альбрехт сказал быстро:

— Полегла половина отряда!.. Раненых нет, Тамплиер и Сигизмунд помогли залечить там, где ваше величество не успело.

Я помрачнел, выговорил с трудом:

— Я нигде не успел, а дальше будет труднее. Мы только начали. Главные узлы корабля наверняка охраняются элитными частями филигонов.

— Ваше величество?

— Сердце Маркуса, — пояснил я, — а также мозг. Это нам мозг неважен, благородные люди живут сердцем и возвышенными чувствами, но неблагородным важнее мозг! Так что филигоны будут охранять именно мозг особенно как-то. Или просто хорошо.

Он сказал потерянно:

— Мы все поляжем еще на подходах?

— Да, — ответил я, — если не придумаем что-то круче.