Джон Толкин - Сильмариллион

— Вы мне лучше скажите, как там моя семья? Я был в Дор-ломине и узнал, что они бежали оттуда в скрытое королевство.

Маблунгу смутился и опечалился, но он был вынужден рассказать Турину о том, как потерялась Морвен, а Ниенор попала под действие чар забвения, и как она убежала от них на границе Дориата и помчалась на север. И понял Турин, что судьба одержала над ним верх, и что Брандира он убил незаслуженно; исполнилось сказанное Глаурунгом. И расхохотался он, словно помешанный, и вскричал:

— О, злая ирония судьбы!

Затем Турин сказал Маблунгу возвращаться в Дориат, проклиная и сам Дориат, и Маблунга.

— И будь проклято твое задание! Это была последняя капля. Ночь, повсюду ночь!

И он побежал от них прочь, сломя голову, а эльфы ошарашенно таращились ему вслед, пытаясь понять, какая муха его укусила; переглянувшись, они бросились его догонять. Но Турин намного опередил их; он взбежал на Кабед-эн-Арас и услышал шум бьющейся внизу о скалы волы, и увидел, что сухие листья опали с растущих окрест деревьев, словно вновь пришла зима. Он вытащил меч — единственное, что у него теперь осталось — и произнес:

— Приветствую тебя, Гуртанг! Неведомы тебе ни хозяева, ни верность, а только рука, что держит тебя. И никакое количество крови не напоит тебя в достатке. Скажи, возьмешь ли ты жизнь Турина Турамбара, дашь ли мне быструю смерть?

И клинок зазвенел в ответ холодным голосом:

— Да, я с радостью изопью твоей крови, чтобы забыть вкус крови своего хозяина Белега и несправедливо убитого Брандира. Я подарю тебе быструю смерть.

Тогда Турин воткнул меч рукояткой в землю и бросился на лезвие Гуртанга; и черный клинок забрал его жизнь. Пришедшие слишком поздно Маблунг и его спутники взглянули на неподвижную тушу Глаурунга, а затем перевели взгляды на тело Турина, и охватила их сердца скорбь. А когда подошли бретильцы и поведали им причины безумия и смерти Турина, они застыли, ошеломленные. И Маблунг с горечью произнес:

— Я также повинен в скорбном роке детей Хурина, ибо принесенные мною вести стали причиной смерти того, кто был дорог моему сердцу.

Затем тело Турина подняли с земли; оказалось, что лезвие Гуртанга переломилось надвое. Эльфы и люди вместе собрали огромное количество дров и сложили большой костер, пламя которого полностью поглотило тело дракона. А над Турином насыпали высокий курган, и осколки Гуртанга похоронили вместе с ним. И когда с погребением было закончено, эльфы спели жалобный плач о Детях Хурина, и возложили на вершину кургана серый камень, на котором рунами Дориата выбили слова:

"ТУРИН ТУРАМБАР ДАГНИР ГЛАУРУНГА",

А внизу приписали:

"НИЕНОР НИНИЭЛЬ"

Но тела Ниниэль здесь не было, и никто так никогда и не узнал, куда унесли его холодные воды Тейглин.

ГЛАВА 22. О гибели Дориата

Так закончился сказ о Турине Турамбаре; но Моргот не дремал и от своих злодейских замыслов не отступался, и с родом Хадора еще не закончил. Злоба его на них не утихала несмотря даже на то, что Хурин был у него в плену, а Морвен слепо блуждала в беспросветной глухомани.

Несладко приходилось Хурину, которому Моргот во всех подробностях рассказывал об исполнении своих коварных планов; но то, что узнавал от него Хурин, было тесно переплетенной с правдою ложью, а все хорошее скрывалось и замалчивалось. Моргот изо всех сил старался изобразить поступки Тингола и Мелиан в самом что ни на есть неприглядном свете, поскольку ненавидел их и боялся.

И когда Моргот посчитал, что плод обмана дозрел, он отпустил Хурина на все четыре стороны, сделав вид, что пожалел окончательного сломленного пленника. Разумеется, то была ложь, ибо настоящей его целью было использовать Хурина для дальнейшего разжигания ненависти меж эльфами и людьми.

Хурин словам Моргота верил мало и понимал, что жалости в том и с наперсток не наберется, но свободу принял, и в тоске и печали отправился восвояси, прокручивая в голове все сказанное Темным Лордом. К тому моменту со дня смерти его сына Турина прошел год. Двадцать восемь лет Хурин провел в Ангбанде пленником, и смотреть на него теперь было жалко. Волосы и борода его стали длинными и седыми, однако шел он не горбясь, только опираясь на длинный черный посох; на поясе же у него висел меч.

К тому времени, как он дошел до Хитлума, слухи о его приближении опередили его; вождям восточников разведчики принесли вести о том, что из Ангбанда по пескам Анфауглит движется большой отряд конников и черных солдат, а с ними идет старик, и обращаются с ним уважительно. Поэтому восточники не тронули Хурина, позволив тому свободно передвигаться по своим землям; и это было мудрым решением, поскольку остатки собственного народа старика не приняли его. Ведь он пришел из Ангбанда, да к тому же вместе с прислужниками Моргота, что относились к нему, как одному из своих.

Стоит ли говорить, свобода лишь принесла в сердце Хурина еще больше горечи; он покинул Хитлум и направился к возвышавшимся на его границах горам. Заметив вдали окутанные облаками пики Криссайгрим, он вспомнил Тургона, и пожелал перед смертью вновь побывать в сокрытом царстве Гондолин. Поэтому Хурин целеустремленно спустился с Эред Ветрин и, не ведая о том, что слуги Моргота следили за каждым его шагом, пересек Бритиах и оказался в Димбаре, откуда вскоре дошел до отбрасывавшей густую тень гряды Экхориата.

Здесь было холодно и царило опустошение, и Хурин долго и с безнадежностью во взоре оглядывался по сторонам, встав у огромной кучи валунов под отвесными обрывами скал. Не знал он, что больше ничего от тайного прохода в Гондолин не осталось — русло высохшей реки было завалено, и арочный проем врат оказался разрушен и надежно заблокирован. Тогда Хурин рассеянно уставился в сереющее над головой небо, надеясь еще раз увидеть в нем орлов, как это уже происходило с ним в далекой юности. Однако в небе блуждали лишь тени туч, пришедших с востока, да окутывавшие неприступные горные пики облака тумана; слышен же был только свист ветра среди камней.

Но орлиные наблюдательные посты были в последнее время удвоены, и птицы прекрасно видели далеко внизу одинокую фигурку Хурина; сам Торондор, посчитав эту новость достаточно важной, отправился отнести ее Тургону лично. Но Тургон не поверил:

— Не мог Моргот его проморгать. Ты, должно быть, ошибся.

— Это не так, — возразил Торондор. — Кабы орлы Манве когда-либо так ошибались, лорд, то тайна местонахождения твоего давно была бы раскрыта.

— В таком случае это дурная весть, — опечалился Тургон, — ибо может означать лишь одно: даже Хурин Талион не сумел противостоять воле Моргота. Сердце мое отныне закрыто для него.