Анна Оуэн - Стальное зеркало

Конечно, на Жанну можно положиться, но с Маргаритой они вместе тянут воз Бог знает сколько лет… И она, например, сразу поняла, что это значит — когда король узнает об опасных вещах только от стороннего человека. Так что прежде всех невест обсудили они дворцовую стражу — и то обстоятельство, что такие приметные люди как Жан де ла Валле и Карлотта Лезиньян смогли проникнуть в посольский флигель, не привлекая внимания — и столь же тихо его покинуть. Понятно, что пройти им помогли — наверняка Жан уговорил кого-то из посольских высокородных оболтусов, но внешняя стража не ромская, своя. И она проворонила все на свете, причем дважды.

Или в первый раз — проворонила, а во второй раз голубки выходили как почетные гости, с посла станется, и гвардия решила, что так и нужно. Но стража должна была — невзирая на приказ Марии — донести еще и о прошлом происшествии.

Определенно, в этом дворце необходимы серьезные перемены. Следовало было начать еще год назад, сразу после коронации. А он пожалел людей. Не стал менять всех, кроме самых ненадежных, положился на человеческую добросовестность — вот и получай. Ничего, с переменами заминки не будет.

Он, конечно, не покойный двоюродный дядюшка, но и не покойный двоюродный кузен — чтобы на нем кто попало верхом ездил.

— Я подберу ему хорошую девушку, — сказала Маргарита. — среди его полной ровни таких мало, но если я могу смотреть выше, найдутся. Но мне совсем не улыбается застрять еще на год, на два во дворце из-за этой юной вертихвостки.

Вот об этом король не подумал. О том, что папская грамота с диспенсацией для Ее Величества, позволяющей Маргарите наконец-то уйти в монастырь, находится в руках посла. И о том, что посол наверняка не сделал ничего ни дуре Карлотте, ни ее кавалеру ровно потому, что это для него слишком мелко — связываться с сопляком и девчонкой. Он потребовал от короля услуг. Корво еще тогда, еще вчера прекрасно знал, что за оружие в его руках — и почему оно позволяет папскому ублюдку требовать услуг.

И посол знает, куда бить.

Король не может, не может, не может в условиях войны ссориться с Ромой. Не может разойтись с женой сам. И у него нет своих сыновей. Да что там, у него и дочерей нет. Его наследник — герцог Ангулемский, чертова птичка Клод. А следом — клодов братец Франсуа, который еще хуже, потому что у Клода перья сверху, а у того — в голове. Королю нужна эта диспенсация, нужней воздуха… и была бы нужна, даже если бы он не любил Жанну. А его любовницей вдовствующая королева Арморики быть не может.

Тоже — не может.

До вчерашнего дня, до всей этой возмутительной истории, посол не рискнул бы угрожать тем, что задержит бумагу. А сейчас он в своем праве.

Людовик знает, что, скорее всего, ему никто и не думал угрожать. Он знает — некоей удаляющейся частью себя, что почти наверняка просто пугает себя сам. Что это просто усталость, напряжение, чертов этикет, чертова пророчица и уж точно чертова холера и проклятый неизвестно чей идиот в Марселе, который не придумал ничего лучшего, чем попытаться спровоцировать де Рубо на атаку — будто самый спокойный и опытный полководец по эту сторону моря, извини, Пьер, полезет в драку из-за каких-то мастеровых… и чертова необходимость быть вежливым, доброжелательным, справедливым — сутки за сутками, без конца и края…

Его Величество Людовик VIII возвращается в свой кабинет. Садится в кресло. Звонит в колокольчик — зовет капитана гвардии.

— Господина коннетабля де ла Валле, его сына Жана и девицу Карлотту Лезиньян-Корбье, фрейлину вдовствующей королевы Марии — взять под арест. Немедленно.

…а в Городе сейчас кончается весна, с холма — отличный вид на Форум, но дело и не в виде, не в холме, скорее, в воздухе. Его не назовешь ни свежим, ни приятным, лишь единственно возможным, другого нет. Другому не бывать. И даже солнце через эту дымку, сквозь вечный шум греет иначе. Рома. Вечер. Дом. Колокола, колонны, камень… солнце — раскаленная вишня, падающая за горизонт.

— Мой герцог!.. — Сесть рывком, теряя ощущение ветра, скользящего по лицу, нагретого камня под ногами…

Нет, не дом. Орлеан. Не вечер. Полдень. Не Палатинский холм, а спальня. И смущенный Мигель.

— Марсель взяли? — нет, тогда был бы не смущенный. Ошибка. Сойдет за шутку спросонья. Для Мигеля — сойдет.

— Нет. Тут другая неприятность. Его Величество взбесился.

Взбесился… металл во рту — это не со сна, это от раздражения. Взбесился Его Величество раньше. Когда приказал своему человеку выкупить долги де Митери. Когда пытался заставить Чезаре пожаловаться на герцога Ангулемского. Такая простая интрига, они с Гаем глазам своим не поверили. Де Митери крупно проигрался в карты — они сперва решили, что за его ниточки дергал Хейлз, но Хейлз этот долг почти сразу продал… а купил его неизвестно кто, один из помощников городского прево, ну а уж от него пошла ниточка прямо до королевской тайной службы… Дальше понятно. Де Митери должен был пристать к Орсини с дурацким этим шантажом, Орсини побежал бы ко мне, я возмутился бы и потребовал расследования… и герцог Ангулемский потерял бы на этом свободу. А, может быть, и голову. Оборвалось дело, впрочем, на стадии Орсини, и на том заглохло. И это — большое счастье Его Величества. Если бы он был более настойчив в попытках сделать из нас орудие убийства, я мог бы и не удержаться.

— В чем именно это выражается?

— Он спозаранку приказал взять под арест коннетабля, его сына и вашу бывшую невесту. Ее обещает отправить в монастырь, коннетабля с сыном… то в ссылку, то в тюрьму.

«Осторожно, — напомнил Гай. — Ты дышать забыл.»

— Какие обвинения им предъявлены? В частности — старшему де ла Валле?

— Да никаких, — пожимает плечами Мигель. — Какие тут обвинения?

— Неожиданно. Но не очень удивительно.

После де Митери и вчерашнего — совсем не удивительно. Разве что странно, что ждали до утра.

Я им пообещал. Я им пообещал, этим двум беззащитным дуракам…

«Нужно было обвенчать их там же, на месте, — говорит Гай. — На что-то же у нас есть свой собственный кардинал.»

Я знаю. Нужно было. Но я не хотел скандала. Я не хотел ставить короля в сложное положение. Я хотел тихо. Всем разойтись, забыть и заняться, наконец, делом.

Я был неправ. Я запомню.

— Воды, пожалуйста. И одеваться. И пошлите кого-нибудь к Его Величеству передать, что я нижайше прошу его об аудиенции в любое удобное ему время.

— Мой герцог! — Мигель, уже потянувшись к кувшину, замирает на мгновение, потом продолжает движение.

Низко склоненная голова, взгляд исподлобья, правая рука сама собой ложится на пояс. Живая стена. Попытается остановить, разумеется.