Анна Оуэн - Стальное зеркало

— Я бесконечно благодарен Вашему Величеству.

За оказанную услугу, добавляет про себя король. Манеры у папского отпрыска все-таки безобразные. Будь ты хоть кардинал, хоть первосвященник, нельзя воспитывать детей в убеждении, что они — тот самый пуп земли, в существование которого верили в старину. И этот еще не старший… интересно, что старший из себя представлял, если средний — вот такое вот… невозможное и совершенно нестерпимое нечто, небывалое сочетание кромешной скрупулезной вежливости и равнодушной дерзости, которая пристала разве что архангелам, и то перед людьми, а не перед их Отцом Небесным?..

Тьфу ты, довел, посол… пустоглазый: думаю как плохой настоятель, сочиняющий проповедь для обличения грешников. Но если это у Корво называется благодарностью…

— Вы можете не сомневаться в нашей неизменной к вам милости.

Да если у нас в ближайшие две недели на севере не заладится, я разорву одежды и возоплю на площади как та Премудрость, чтоб от меня эту колоду с глазами убрали раз и навсегда.

Но пока что колода убирается сама, добившись желаемого. Временно, только временно — и боюсь, что ненадолго. С утра опять начнется: армия, Марсель, война…

Зато теперь можно будет отговариваться поисками новой, подходящей, невесты. И никто, кроме самого посла, в том не будет виноват… Боже, благослови Карлотту Лезиньян и скверный характер ее!

Иногда короли ходят по дворцу почти в одиночестве. Почти — потому что двое гвардейцев, привычно движущихся в двух шагах позади, для Его Величества не компания, а нечто среднее между предметом обстановки и одежды. То, что есть, то, что должно быть. Без этого не выходи из дома. Из собственных покоев — тоже. Но они молчат, их, если не оглядываться, не видно, почти не слышно, они просто есть. Понадобятся — окажутся куда ближе, чем два шага.

У них есть имена, есть титулы. Тот, что идет за правым плечом — каледонец, каледонские гвардейцы хороши и преданно служат… если не сбегают вдруг через половину страны в Альбу дабы просить руки королевы, которая их старше раза в три. Но подобные несчастья все-таки случаются исключительно редко. В царствование короля Людовика VIII такой беды, в отличие от прочих и разных, еще не приключилось. Другой — аурелианец, с самого севера, между прочим, очень дальний родственник семейства де ла Валле.

У гвардейцев есть имена, титулы, наружность, походка — не перепутаешь одного с другим, но сейчас их попросту не существует, никого и ничего нет, потому что Его Величество идет к даме, которой во дворце тоже нет. Официально. Вплоть до самого развода с Маргаритой.

Жану де ла Валле повезло. Будем надеяться, что у них с этой девочкой что-то посерьезней юношеской влюбленности, подогретой наличием препятствий. Если бы не Марсель, король бы уступил раньше, сам. Потому что ему в жизни тоже повезло. Несказанно, невозможно повезло, дважды. Первый раз, когда навязанная силой, под угрозой смерти, жена оказалась замечательным товарищем, верным, храбрым, надежным… Не будь Маргарита по призванию невестой Христовой, может быть, дружба переросла бы в нечто большее. И хорошо, что не переросла. Потому что рано или поздно он бы встретил Жанну.

С королями такого не случается. Случается — иногда — иначе: любовь приходит уже в браке. Женщина, на которой женишься потому, что должен, не себе должен, а державе, оказывается ровно той, которую ни на кого не променяешь, какие уже ни будь соображения. Чаще выходит, что брак — отдельно, это союз и наследники, а любовь — отдельно. Но вот чтобы женщина, единственная, о которой можешь мечтать, еще и была для тебя превосходной невестой, ибо союз с Арморикой необыкновенно выгоден… такое, может быть, раз в сто лет и случается. Или в пятьсот. Не чаще.

Жанна, которой здесь нет — и которой, все еще кажется, не может быть, не бывает такого чуда, прости, Господи, что я сомневаюсь во всемогуществе Твоем, — ждет в своих покоях. Ей очень нравится пребывать во дворце инкогнито. Никаких церемоний, никаких обязанностей. Только пара фрейлин, пара служанок, караул за пределами покоев, отведенных некой даме — и все дни твои, делай, что хочешь.

Впрочем, она нисколько не огорчится, когда возложит на себя все обязанности королевы. Ее, кажется, вообще огорчить невозможно. А вот обрадовать — очень легко. Прийти вечером. Ну, скажите, пожалуйста, какого еще короля в христианском мире вот так встречает супруга… почти супруга?

Вот сейчас распахнется несуществующая дверь, замрут у нее отсутствующие гвардейцы, он сделает шаг… и ему упадут на шею с радостным «Пришел», и они — в очередной раз — запутаются в ее косах, и мир до утра будет совершенно прекрасен.

Разговаривать можно — обо всем, делиться — всем, обсуждать — любое. И услышать дельный совет, потому что Жанна все эти заботы знает изнутри. Государство у нее поменьше, поспокойнее, но беды те же. А опыта много больше — сколько лет регентшей за сына.

И делать можно все, что хочешь.

Рядом с Жанной он никогда не думал: почему я? Почему меня? Нет, не почему выбрала — это-то объяснить проще простого, Арморика с одной стороны граничит с Аурелией, с другой — с морем, и помощи им удобнее всего искать на востоке. Почему — полюбила. Не спрашивал. Это было… естественно. Отражаясь в глазах Жанны, он нисколько не сомневался: иначе и быть не может. Никто другой.

Вот потом иногда задумывался, удивлялся и не верил. Но не рядом с ней. Какое-то невероятное женское волшебство, наверное. Магия. Белее белой.

Счастье. Сказка. Вернее, не сказка, а реальность, настоящая. То, как оно должно было быть от начала. То, зачем Бог создал мужчину и женщину. Нельзя человеку быть одному. А большинство живет — и он как-то жил…

Он входит — и ловит ее на руки. У него замечательная… жена. Высокая, красивая, сильная. Он никогда ее не уронит. Это просто невозможно…

— А вы, возлюбленный мой, оказывается, бываете весьма ревнивы к чужому счастью, — с улыбкой в голосе говорит Жанна, положив голову ему на плечо. — Нехорошо…

— Я? — Людовик удивился, искренне. Вот уж чего за собой не замечал. — О чем вы, любовь моя?

— Ну, кто заставил невинных детей, — тут Жанна хохочет, — пойти на невиданные ухищрения, дабы отстоять свои чувства?

Король тоже фыркает, вспоминая сцену на приеме.

— Да что ж тут невиданного? Юная Карлотта два месяца убеждала жениха, что в браке будет мегерой — и все-таки убедила. А мне ему теперь другую невесту искать, что, впрочем, сейчас даже ко времени.

— И под конец она все-таки нашла необычайно убедительные аргументы, бедная девочка, даже не хочу представлять себя на ее месте, — Жанна сочувственно вздыхает. — Милорд, ну что вам стоило вообще исключить ее из списка невест? Если бы я знала раньше, насколько это у них серьезно…