Матабар (СИ) - Клеванский Кирилл Сергеевич Дрой
Арди только покачал головой. В последние годы он так много времени уделял изучению звездной магии, что мало обращал внимание на события внешнего мира. После окончания школы и сдачи итоговых экзаменов, Арди обнаружил в своем расписании сразу несколько неожиданно освободившихся часов. График на ферме Полских у него уже давно устоялся, а что до дальнейшей своей судьбы, то…
— Тебя дедушка звал, — Эрти вернул брата обратно в бренную реальность.
— Как он?
— Как и всегда, — вздохнул младший брат. — хуже.
Ардан едва слышно выругался на языке Фае. Нет, все в доме Келли, включая самого шерифа, прекрасно знали, что с каждым прожитым днем дедушка лишь приближался к тому моменту, как отправится к своей «Хозяйке». Он буквально на глазах уменьшался в росте, увядал телом и уже даже твердый взор кристально чистых глаз некогда могучего и мудрого охотника обмяк и померк.
Арди взъерошил густую копну волос брата и, закрыв за собой дверь, направился вниз по лестнице.
— С тебя половина, — бросил он через плечо.
— Чего?
— Половина, Эрти, — повторил Ардан, после чего коротко улыбнулся и добавил. — с той суммы, которую ты на спор выиграешь у этих бедолаг.
Эрти недовольно нахмурился и поскреб затылок.
— Иногда меня жутко бесит эта твоя особенность, — прогудел младший брат. — подмечать все детали.
Признаться, Ардана иногда тоже раздражала эта привитая ему с детства черта. Она приносила куда больше проблем, чем пользы. Взять хотя бы тот случай, когда их отпустили после первого урока и ему приходилось целый час выдумывать различные поводы для Невия и Кевина, чтобы те не пришли домой раньше срока и не застали мать с почтальоном.
Арди помахал брату и, схватив куртку, вышел на крыльцо. Легкие тут же наполнились свежим, еще по-весеннему прохладным и немного влажным ветром, пришедшим из цветущих прерий. Запахи сотен диких полевых цветов едва не вскружили голову охотнику… или теперь лучше — начинающему волшебнику?
Солнце уже поднялось в зенит и улицы Эвергейла приветствовали жителей непривычным шумом и гомоном. Сегодня, в день фестиваля, даже самые жадные из начальников выделили своим работникам выходной, не говоря уже о том, что в городок стекались люди с окрестностей и даже из самого Дельпаса.
В итоге на улицах Эвергейла и яблоку упасть было негде, а в салуне и таверне в день фестиваля зарабатывали столько, сколько порой не приносил и целый сезон.
— Напоминает о доме, — едва слышно проскрипел голос, похожий на стон мертвого дерева в особо ненастную погоду. — Непонятно почему, но напоминает.
Дедушка говорил на языке Фае, а Арди… Арди старался не смотреть в его сторону. Ему было тяжело видеть на месте того, кого всегда считал несгибаемым дубом — сморщенного, облысевшего старика с пергаментной, прозрачной кожей, покрытой уродливыми бородавками и черными пятнами. Когти уже давно обломались, зубы во рту повылетали, а уши обвисли, как у пса.
Несколько одеял и плед укрывали деда; уже почти полгода, как тот отказывался возвращаться в дом. Так он и сидел на крыльце, качаясь в кресле. Ел, если кормили. Пил, если поили. И почти не разговаривал. Лишь смотрел куда-то на северо-восток. Арди сперва думал, что в сторону Алькадских пиков, но потом понял, что дедушка смотрит дальше — за заснеженные вершины и степенные облака. Куда-то, лишь в ему ведомые дали.
— О старой Алькаде? — так же на языке Фае спросил Ардан.
Дедушка причмокнул трескающимися, вспухшими губами.
— И о ней тоже, сынок. О ней тоже, — прошептал он едва слышно, после чего опустил веки и чуть улыбнулся. В последние месяцы дедушка постоянно путал Арди с Гектором и называл того не внуком, а сыном. — О белых куполах сверкающих золотыми символами наших богов и Спящих Духов. О широких улицах, где не прекращает звенеть детский смех. О тавернах, где поют менестрели и смородиновый эль течет рекой. О спорах с учеными, о битвах с рыцарями, о том, как я мальчишкой забирался в башни мудрецов и искал там знания, которые не может увидеть глаз, лишь почувствовать сердце. Все это, как старый сон, возвращается ко мне, сынок.
Если сравнить с произнесенным дедушкой за месяц, то этот монолог оказался длиннее, чем все их предыдущие разговоры вместе взятые. Вот только… вот только дедушка рассказывал не об Алькаде и поселениях Матабар, а об Эктас. Древнем королевстве Первородных. И с момента его падения прошло уже больше пяти веков. Матабар, как и большинство первородных, жили намного дольше людей, но не настолько, как те же эльфы или практически бессмертные сидхе.
Из библиотеки Атта’нха Ардан узнал, что долгожителями Матабар считались те, кому удалось разменять два века. А в среднем — увядали уже к ста семидесяти. Что делало их немногим долголетнее орков и дворфов, чьи долгожители разменивали сто восемьдесят, в редких случаях — сто девяносто лет.
Так что, из всех Первородных, Эктас могли застать лишь эльфы, способные без труда разменивать полтысячи лет, а старели лишь к седьмому веку, а их долгожители и вовсе приближались возрастом к тысячелетию. Правда таких, вроде как, после восстания Темного Лорда, не осталось и самый старый из ныне живущих Эльфов — Герцог Абраилал. Будучи одним из четырех Первородных, занимавших кресла Верхней Палаты Парламента, он в этом году встретил свой шестьсот девятнадцатый день рождения.
Арди все это знал благодаря газетам Молиньера, которые Невий использовал в качестве завертки для своих булочек и сандвичей.
— Конечно, дедушка, — не стал спорить Ардан.
— Да-а-а, — протянул старик и причмокнул губами. — ступай сынок, ступай. А мне надо подготовиться.
Легкий укол в области сердца заставил Арди остановиться на лестнице и посмотреть на последнего из Первых Охотников. Сморщенный и сухой, ростом теперь даже меньше Фаруха, почти вросший в свое кресло, он, все же, на мгновение напомнил себя прежнего.
— Подготовиться…к чему, дедушка?
— К охоте, разумеется, сынок, — уголки губ старика изогнулись в беззубой усмешке. — все силки расставлены, ветер дует нам в лицо, добыча еще не знает, что ей уготована судьба жертвы… это будет хорошая охота, сынок. Наше племя оставит следы о ней на Горе Памяти и еще много шагов Духа Ночи мы будем петь песни своим детенышам.
Арди только печально вздохнул и покачал головой. Разум постепенно покидал дедушку, смешивая в его сознании воспоминания, многочисленные сказки и осколки реальности.
— Разумеется, дедушка, — едва сдержав предательский ком в горле, ответил Арди.
— Ступай, сынок. Ступай.
Как и каждый день на протяжении последнего года, Арди ударил себя кулаком по груди, а затем приложил его тыльную сторону ко лбу.
Это был их секретный жест в детстве. И Ардан теперь повторял его каждый раз, когда прощался с дедушкой. Просто на всякий случай… если вдруг это прощание станет их последним.
Но дедушка этого не видел — лишь смотрел куда-то за горизонт, все глубже погружаясь в лабиринты своего уставшего, заслужившего покой сознания.
Закрыв за собой калитку, Арди размялся и, выровняв дыхание, побежал в сторону фермы. Келли, да и сам Полских, когда на последнего снисходило озарение в виде хорошего настроения, они оба предлагали Ардану завести лошадь.
Но, во-первых, хорошая ездовая стоила не меньше дюжины эксов, а во-вторых — что бы он был за охотник, если бы не любил бегать.
Сняв добротные, рабочие ботинки Арди завязал шнурки в узел и перекинул через плечо, после чего побежал вдоль дороги. Через холмы, вдоль лугов, иногда встречая редких попутчиков, он наслаждался тем, как его ноги-лапы легко отталкивались от рыхлой, еще прохладной земли и выкидывали тело вверх — вызывая кратковременное ощущение полета.
Вдыхая ароматы трав, иногда ловя в воздухе нотки запахов, принесенных ветрами с горных лесов, Арди, иногда, переходил с бега на шаг, чтобы немного оттянуть момент, как ему придется оказаться на ферме. Не то, чтобы он не любил работать, просто отец Анны страдал довольно распространенным среди людского племени заболеванием — жлобством и скупердяйством.
