Ольга Романовская - Дама с единорогом

— Помню, я разрыдалась в три ручья, когда отец сообщил мне о своём намерении выдать меня замуж. А уж как я впервые увидела Вашего отца… Не знала, куда глаза деть, как сидеть, о чём говорить. Со всеми так бывает, — Каролина сочувственно вздохнула. — Барон говорил, скоро Ваша свадьба…

— Раз говорит, то скоро, — хмуро ответила девушка.

— Вам помочь с приданым? Я хорошо шью, умею плести кружево, и если нужно…

Она испуганно замолчала, поймав негодующий взгляд падчерицы. Но почему она всё делает не так? Почему она никак не может стать частью налаженного мира Уоршелов?

— Каролина! — рявкнул откуда-то снизу барон Уоршел. — Иди сюда, чёртова кукла, и распорядись на счёт комнат для графа!

Женщина вздрогнула и метнулась к лестнице.

— Осторожнее, — крикнула ей вслед Жанна, — не оступитесь!

Но вопреки всем стараниям барона и его услужливой супруги, граф Норинстан в Уорше не остался. Зато остались две испуганные женщины, на которых Уоршел выместил своё недовольство.

— Никогда бы не подумал, что в нашем роду будет потаскуха! — Джеральд дал такую сильную пощёчину дочери, что та больно ударилась головой о стену. — Как ты могла, дрянь?! Граф мне всё рассказал.

— Что бы он Вам ни сказал, — это ложь, — твёрдо ответила Жанна, потирая щёку и ушибленный затылок.

— Да неужели? Что ты делала ночью за пределами замка? Ждала баннерета?

— Нет, ему это привиделось.

— А я склонен доверять словам графа. Не заступись он за тебя, разукрасил бы я тебе лицо! Но ты не думай, что так легко отделаешься, я тебя розгами поучу уму — разуму.

— За что, отец? Я не сделала ничего, что могло бы опорочить честь нашего рода. Я отлично знаю, что такое честь, этому Вам меня учить не нужно.

— Сжальтесь над бедной девочкой! — подала голос Каролина. — Позвольте ей перед свадьбой глотнуть немного свободы.

— Молчать! — рявкнул барон, схватив суковатую палку, которой служанка незадолго до этого выбивала ковры. — Я вам сейчас обеим покажу свободу!

Баронесса завизжала и бросилась вон. Забившись за сундук, она закрыла уши руками, чтобы не слышать ругани, которой отец осыпал её бедную мачеху. Каролина, будучи от природы не так проворна, как её падчерица, убежать не успела и приняла на себя двойную порцию ударов.

После, когда всё стихло, Жанна решилась выбраться из своего укрытия. Она нашла мачеху там же, где и оставила. Каролина лежала на полу, сжавшись в комочек, прижав к себе руки и ноги. Услышав шаги, она подняла голову. Под её левым глазом пунцовел синяк, губа была разбита и сильно кровоточила. Преодолев боль, Каролина села и, робко улыбаясь, начала приводить себя в порядок.

* * *

— Ничего, ничего, сынок, всё будет хорошо, — ласковым голосом повторяла высокая женщина в белоснежном, расшитом по краям золотой нитью гебенде, надетом на шапочку с жёстким околышем; поверх головного убора поблёскивал серебряный венец. Розмари только что вернулась из дома будущего зятя, перед семьёй которого расписывала достоинства Гвендолин. — Она обязательно полюбит тебя, ведь не любить тебя невозможно.

Вдовствующая графиня Норинстан опустилась на колени перед неподвижно сидевшим в кресле сыном; её тяжёлый пояс звонко ударился о каменный пол. Кончики каштановых, с густой паутинкой серебра волос выбились из-под шапочки, защекотали её за ухом. Розмари тут же исправила эту погрешность. Она вопросительно посмотрела на Роланда и робко спросила, указав глазами на его запылённые сапоги:

— Можно?

— Вам не нужно наклоняться, мама! Это вполне могла бы сделать Гвен или Фло, — недовольно пробормотал граф, всё же вытянув вперед ногу.

— Они заняты, я сама дала им работу, — виновато ответила графиня и осторожно стянула сапог с его ноги. — Ты же знаешь, что мне это не в тягость, а даже приятно.

Сняв второй сапог, она встала и заботливо посоветовала:

— Ты бы придвинул кресло поближе к огню: здесь давно не топлено. Ах, если бы я знала, что ты приедешь! — вздохнула Розмари.

— Матушка, Вы единственная женщина, которая меня любит! — Граф привстал и поцеловал мать.

Эта знатная женщина, с пренебрежением смотревшая на добрую половину населения Англии, суровая и деспотичная, как со слугами, так и с детьми, расплылась в улыбке и даже прослезилась. Сын был её господином, она — его служанкой; для неё не было похвалы выше, чем поцелуй сына. Его воля — высший закон, исполнения его желаний — смысл её жизни. Если бы ей пришлось выбирать между Роландом и кем-либо ещё, даже Богом, она бы, не задумываясь, выбрала сына.

Убедившись, что ему больше ничего не нужно, графиня присела на маленькую скамеечку и протянула озябшие руки к огню.

— Она из тебя всю душу вынула, эта баронесса, — ревниво пробормотала она. — Бывало, с коня месяцами не слезал — а возвращался здоровым и румяным, а тут заглянул к ней на денёк — и осунулся. Да мало ли в Англии невест? Брось ты её, не то погубит она тебя. Хоть один раз послушай мать!

— Замолчите! — резко оборвал её сын. — Не смейте говорить о ней дурно. Никогда, слышите!

— Как прикажешь, сынок.

Роланд откинулся на спинку кресла и закрыл глаза. Внезапно лицо его передёрнулось, словно от боли. Он резко выпрямился и с тупой сосредоточенностью уставился на огонь. Обеспокоенная мать молча наблюдала за ним со своего места, не решаясь ни встать, ни заговорить с ним.

— Завтра я уезжаю, — наконец глухо сказал граф, приложив к напряжённому лбу ладонь. — Распорядитесь.

Графиня кивнула и подняла с пола корзинку с рукоделием. Конечно, она хотела, чтобы он задержался дома, ведь она так давно его не видела, но, раз он решил, не ей ему возражать.

— Это всё из-за той никчёмной девчонки! — подумала она и с грустью посмотрела на сына. — Бедный мальчик, почему он не женится на другой?

Гвендолин и Флоренс сидели на подушках в одной из темных комнат рядом с главным залом и обсуждали последний рыцарский роман, привезенный из-за моря поэтами-скитальцами. Обе жаловались на то, что так и не смогли дослушать его до конца. Потом Флоренс, более искусная в науке врачевания, чем её старшая сестра, поделилась с ней рецептом приготовления мази, которая, по её словам, избавляла от внутреннего жара.

Потом они вспомнили о том, как ловили с утра разбежавшихся поросят. В глазах у них заблестели озорные искорки; сестры смеялись, перебивая друг друга, перебирая в памяти события минувшего утра, когда маленький верещавший поросенок, чуть не перевернул вверх дном всё дворовое хозяйство и, забежав на кухню, до смерти перепугал кухарку.

— Так вот какую работу вам мать дала! — Занавеска резко отдернулась, и перед ними появился Роланд, заслонив единственный источник света. — Сидят и лясы точат, бездельницы! А ну вставайте, отдерите свои задницы от пола и ступайте на кухню: там работа всегда найдется. Ну, чего расселись?