Принцесса пепла - Лора Себастьян
Спи дитя, пусть тебе снится Всё, о чем мечтаешь ты. Пусть мечта осуществится, А сегодня просто спи.
Теодосия Айрен Оузза. Имя пронизывает мое те-ло, успокаивает меня. Я повторяю. Его снова и снова, держусь за него, как ребенок за свое любимое одеяло.
Мои слезы иссякают, но я никак не могу перестать дрожать — меня еще долго будет трясти.
— Сёрен, вероятно, вскоре вернется, через день или два, — говорю я наконец. Уверенности в моем голосе намного больше, чем в душе. — Как только он приедет, мы перейдем к последней части наше-го плана. В своем последнем письме я рассказала ему о смерти его матери, и принц, несомненно, выступит против отца. Даже если он не станет делать это пу-блично, уже через час о случившемся будет знать весь дворец. Вам нужно будет выбрать какого-то страж-ника, которого обвинят в убийстве, лучше одного из ближайших охранников кайзера. Цапля, ты оторвешь клочок ткани от его рубашки, возьмешь его меч, ре-мешок для волос — что угодно, чтобы эта улика без-ошибочно указала на него, а значит, и на кайзера.
— Думаю, мне понравился тот тип, который ко-мандовал солдатами, вытащившими вас из посте-ли сегодня ночью, — заявляет Цапля. Голос его тих и спокоен, но в нем чувствуется угроза.
— От всего сердца одобряю твой выбор, — говорю я, потом поворачиваюсь к стене Артемизии.
— Артемизия, отправляйся в кипарисовую рощу и проверь, не вернулась ли твоя мать из Вектурии.
Мгновение девушка не отвечает, и я жду, что она сейчас возразит или отпустит какое-то насмешливое замечание, но вместо этого она говорит:
— Да, моя королева.
Она впервые назвала меня так, не сдабривая свой тон сарказмом.
Я перевожу дух.
— Итак, сразу после того, как Сёрен бросит вызов отцу, я его убью. — Мой голос не дрожит, хотя от этих слов у меня внутри всё сжимается. Израненная после наказания кайзера спина болит, и мои чувст-ва к Сёрену кажутся не такими важными, как рань-ше. Я смогу это сделать, говорю я себе и почти в это верю.
— Как? — тихо спрашивает Блейз. Вопреки обык-новению, в его голосе нет и следа сомнения, он про-сто хочет знать, что я задумала.
Прикусив губу, я зарываюсь еще глубже под оде-яло, как будто это поможет прогнать воспоминания о том, как открыто улыбался Сёрен во время прогул-ки на лодке, как он обнимал меня, и как в его объ-ятиях я чувствовала себя в безопасности впервые за десять лет, как он смотрел на меня понимающим взглядом.
— Он мне доверяет, — отвечаю я наконец, нена-видя себя за каждое слово. — Он и понять ничего не успеет.
Медленно, постепенно дыхание друзей выравнива-ется, становится глубоким и спокойным, но я не мо-гу присоединиться к ним в стране сладких сновиде-ний — уверена, ничего хорошего меня там не ждет, и уж точно я не увижу во сне «страну чудес». Мне приснятся только кошмары: мясистые руки кайзера, кнут Тейна, кровь Ампелио, безжизненные глаза ма-тери.
Дверь комнаты тихо открывается, и внутрь, отки-дывая капюшон, проскальзывает Блейз. Следовало бы попросить его уйти, ведь если его здесь застанут, всё
погибло. Он и сам это знает, и мы оба молчим, по-ка друг снимает плащ и ложится на кровать рядом со мной. Блейз протягивает ко мне руки, и, секунду по-колебавшись, я прижимаюсь к нему, кладу голову ему на грудь, держусь за него, как за спасительный якорь, словно он один удерживает меня в этом мире. Он обнимает меня бережно, стараясь не задеть изранен-ную спину.
— Спасибо, — шепчу я.
Он вздыхает, и волосы у меня на макушке слегка шевелятся от его дыхания. Я поднимаю голову и смо-трю ему в лицо. В бледном лунном свете темно-зеле-ные глаза друга призрачно поблескивают, а бледная полоса шрама резко выделяется на темно-оливковой коже. Я провожу по выпуклому рубцу большим паль-цем, и Блейз вздрагивает, а потом притягивает меня ближе.
— Что случилось? — спрашиваю я.
Он качает головой.
— Ты не захочешь слушать эту историю, только не сейчас, после... — Он умолкает, как будто не может подобрать слова.
— Пожалуйста.
Блейз ерзает и смотрит куда-то поверх моего плеча.
— На рудниках существуют нормы выработки, — говорит он, помолчав. — В день ты должен добыть определенное количество камней, и если их вес не соответствует установленной норме, тебя лишают ужина. На следующий день ты скорее всего опять не выполнишь норму, на голодный-то желудок. Не слишком справедливая система, но это подхлестыва-ет заключенных, они всё время стараются сдать боль-ше камней. Если не выполняешь норму три дня под-ряд, тебя сажают в камеру, которая находится глубоко под землей, так глубоко, что забываешь, каково это —
дышать свежим воздухом. — Голос друга начинает дрожать, но он кашляет и продолжает: — Большин-ство людей, которых отправили в такую камеру, вы-ходят оттуда другими. Нахождение на большой глу-бине. .. как-то воздействует на человека, это всё равно что провести в рудниках несколько лет, но этот срок сжимается до пары дней. Обычно оттуда людей от-правляют прямиком на казнь.
— Но тебя не отправили, — тихо говорю я.
Блейз качает головой.
— Мне было лет десять или около того, и был один человек, лежанка которого находилась рядом с моей. Ярин. Ему было примерно столько же лет, сколько моему отцу... в общем, он заболел. От рудничной пыли он страшно кашлял и сильно ослаб. Он часто не мог сдать положенную норму, но никогда три ра-за подряд. Мы всегда делились с ним пайками, если он оставался без ужина; это было непросто, потому что порции и так были мизерные, но... Что еще мы могли сделать? Мы все знали, что, если его отправят в камеру, он уже к нам не вернется.
Охранники тоже это знали, и по злобе своей полу-чали удовольствие, наблюдая, как мы выбиваемся из сил, им нравилось нас бить, а больше всего им нра-вилось отводить людей на казнь. Ярин был для них легкой мишенью. Я не раз видел, как они сбрасывали с весов часть принесенных им камней, чтобы лишить беднягу вечернего пайка. Кейловаксианцы настоящие чудовища, да ты и сама это видела.
При мысли о кайзере я не могу не согласиться с другом, но, вспоминая о Сёрене и Кресс, внутрен-не протестую.
Блейз продолжает.
— Однажды Ярин два дня подряд лишился ужи-на, и я знал, что и на третий день он не сдаст поло-
женную норму. Кашель его усилился,
