Олег Верещагин - Последний воин

— Почему?! — простонал Фередир. — Я хотел, чтобы мы вместе съездили ко мне домой… ты бы ведь отпустил?.. Чтобы искупались в море… я бы показал ему коней из нашего табуна… и поля вокруг хутора… и познакомил бы с матерью… и… и… — Голос Фередира опять оборвался рыданием. — Почему?! За что?! Несправедливо! — Фередир захлебнулся.

Эйнор не знал, что сказать, что ответить. Как утешить, если на твоих глазах умирает друг — и ничего нельзя сделать?!

— Я пойду к нему, — хмуро сказал Фередир, оттолкнувшись. — Может быть… ему будет легче умирать.

— Я тоже пойду, — кивнул Эйнор…

…Гарав лежал на животе в углу шатра, рядом с другими умирающими. На животе, голый до пояса. Стрелу, попавшую в спину (ранение в живот оказалось поверхностным, стрела только пробила мышцы, не пройдя внутрь) срезали и вытащили, сине-чёрная рана не кровоточила, лишь вспухла тугим твёрдым валиком. Эйнор понял, что кровь уходит внутрь, в этом всё дело.

Фередир встал на колени слева от друга и взял в свои ладони вялую руку — цвета мрамора. Испуганно посмотрел на Эйнора, шевельнул губами, ссутулился. Плечи опять затряслись. Эйнор сел с другой стороны. Прислушался и ничего не услышал — лишь заметил после внимательного осмотра, как еле-еле шевелятся у носа Гарава ворсинки на покрывале. Редко-редко. Оруженосец едва дышал. И каждый вдох мог стать последним. В любой миг.

— Сколько он проживёт, лекарь? — спросил Эйнор негромко у проходившего мимо старика.

Тот приостановился, посмотрел на всех троих, помедлил. Сказал негромко:

— Ещё несколько часов. Не волнуйся, рыцарь, он не мучается. Он уже далеко.

И прошёл дальше.

«Не мучается, — подумал Эйнор, глядя в затылок Гараву. — И что, это всё?»

Он много сотен или даже тысяч раз видел, как умирают люди. Разного возраста. Разных народов. Были среди тех, кто умер, и его друзья. Но сейчас — как-то особенно больно. Словно стрела засела под сердцем и нельзя вздохнуть. Странный он был, Гарав. Весёлый и грустный. Смелый… а сколько раз он трусил… чтобы тут же преодолеть свой страх. Вспомнились чертежи дома, постройкой которого так увлёкся Гарав, то, как он, сидя на кровати со скрещенными ногами, опробует лютню — чисто, наивно, даже не подозревая, что держит в руках…

«Он ни с какого не с востока, — отчётливо понял Эйнор. — А откуда — уже не спросишь теперь… О Эру… никогда ты не слышал от меня ни слова просьбы. Теперь слушай — я буду просить тебя, Вечный. Попроси своего верного и непреклонного Намо, чтобы он отпустил Гарава на его родину, где он прожил так мало. Я знаю, нам, людям, не дано такого, и наш дар — уход из мира навечно… но пусть будет так хотя бы раз».

Фередир перестал плакать. Он сидел по другую сторону Гарава и не выпускал его руку.

Словно резким порывом тёплого ветра отбросило в сторону полог у входа. Обернулись все, кто был в шатре — даже раненые, что были в сознании, приподнялись или повернулись в ту сторону.

Вошедшие — двое — были эльфы. Переливчатые плащи украшали гербы Раздола, снизу их оттопыривали длинные мечи, мерцали длинные лёгкие кольчуги. Волосы — тёмные у одного, золотистые у другого — стягивали тонкие серебряные обручи. Высокие сапоги покрывала грязь.

Эйнор встал. Фередир поднял на эльфов глаза и закусил губу.

— Приветствую тебя, Глорфиндэйл из Дома Элронда… — тихо сказал Эйнор, склоняя голову.

— Приветствую тебя, Эйнор сын Иолфа. — Пальцы эльфа сжали локти рыцаря. — Мы ищем твоего оруженосца.

— Ме… ня? — Фередир привстал.

— Нет, — покачал головой эльфийский полководец. И наклонился над Гаравом. — Его.

— Он умирает, — хрипло сказал Фередир, следя за движениями эльфа с недоверием и опаской. — Его уже не спасти.

— Попытаться никогда не поздно. — Глорфиндэйл выпрямился. Посмотрел на Фередира, который всё это время стоял неподвижно, с каменным лицом. — Maquetnë anarinya, iellnya Melet…[67] — еле слышно и странно прозвучали слова древнего квэнья.

— Tancave…[68] — выдохнул Эйнор, отступая и снова склоняя голову.

— Чего он хочет? — Фередир сглотнул.

Эйнор не ответил — только остановил повелительным жестом подошедшего лекаря. Глорфиндэйл между тем нагнулся и легко — быстро, но осторожно — поднял не издавшего ни звука мальчика на руки, бережно уложил удобнее, чтобы не мотались руки и голова. Фередир дёрнулся… даже тихо зарычал горлом… но пальцы Эйнора сжали его плечо.

Глорфиндэйл вышел. Его темноволосый спутник, так и не произнёсший ни слова, — за ним следом.

Фередир взялся обеими руками за плечо Эйнора и со всхлипом уткнулся в них щекой.

Глава 22, в которой Гарав узнаёт точно, что тоннель из света — выдумка, зато свету есть место даже в осеннем мире

Там не было ничего.

На ада, ни рая. Ни туннеля из света. Ни моста Бифрост. Ни боли, ни света. Ни тьмы, ни страха, ни ожидания нового воплощения — ни-че-го.

Только бескрайняя и безликая бездна, в которой неслась постепенно гаснущая искорка Пашкиного сознания. Впрочем, и это не было страшно или больно — уже хорошо.

Может быть, Ангмар не лгал тогда, и посмертие людей — просто-напросто слияние с Эру? И сейчас сознание погаснет совсем и… что? Будет ли какое-то потом?

Но и любопытства не было. Не было любопытства у него — сотканного из любопытства, неспособного от него отрешиться даже перед лицом гибели, как уже было не раз доказано. И это, пожалуй, напугало бы Пашку…

…но и страха не было.

И, когда он совсем уже готов был кануть в окружающую бездну, из ниоткуда — и отовсюду — зазвучал девичий голос…

Усни,Там,Далеко над нами,БукиСплели узор из веток светлых,Как мы сплетаем наши руки.И соловьев влюбленных трелиСвивает песня менестреляС дрожащим голосом свирели.Усни,Мой плащ тебя согреет.Чисты хранящих сон твой лица,И в звездном свете серебритсяПыль кружевная водопадов,Цветы осыпают пыльцуНа чуть золотые косы.Я звезды тебе принесуВ предутренних чистых росах.ОМэлет! —Смеется ручей,Весна пролетит —Не догонишь.Я песню сыграю тебе,Ты в танце венок уронишь.[69]

…Гарав открыл глаза.

Было утро.

В высокое окно с двойным стрельчатым разрезом, разделённое тонкой колонной в виде раскинувшего ветви дерева, лилось солнце, залетал тёплый ветерок и заглядывала зелёная листва. Совсем не осенняя.

Пела какая-то птица — чисто, звонко и монотонно.