Анна Мистунина - Искупление

В юности, лелея честолюбивые мечты о кресле Сильнейшего, Кар и представить не мог, что это будет так — жалкие три с половиной сотни оборванных, голодных магов, с ними пара сотен еще более обтрепанных полукровок, от зари и до зари сооружающие костры и таскающие на них смердящие туши, чтобы с помощью Силы заставить их гореть дотла, ибо копать для них ямы было бы слишком долго и трудно. И он, победитель, Глава Совета Сильных, состоящего из одного-единственного израненного мага, Карий Сильнейший, весь черный от копоти и пропахший мертвечиной так, что от него шарахается собственный грифон.

Таким и нашел его перед отъездом Чанрет — на дальнем берегу реки, среди бесконечного зловония сжигаемых туш. Небо над головой было затянуто маслянистым дымом.

— Не нравится мне это, — заявил Вождь вождей, когда Кар вышел к нему навстречу, отирая со лба почернелый пот. — Разве твое дело собирать мусор? Или император повредился умом?

— Император не при чем, я здесь по своей воле. Признай, Чанрет, этот мусор набросал здесь все-таки я.

— По-твоему, лучше было этого не делать?! Ты точно не хочешь, чтобы мы остались помочь?

— Точно, брат. Возвращайтесь домой.

Чанрет помолчал, теребя поводья. Мокрый после переправы конь узнал Кара, потянулся мордой. Трупный запах его, прошедшего битву, не пугал. Кар погладил животное по длинной переносице.

— С императором у вас размолвка вышла, — полувопросительно заметил Чанрет.

— Можно и так сказать.

— Из-за той погибшей колдуньи? Не очень-то я понял, что там произошло. Да никто, думаю, не понял, разве Голоса, но они молчат. Не скажешь мне, Кар?

— Долго объяснять. Один из нас должен был умереть. Кати решила, что это будет она. Я не смог ее переубедить. У нее были к тому свои причины, но не мое дело говорить о них императору.

— Она была ему… кем-то?

— Он собирался жениться на ней.

Чанрет тихо присвистнул:

— Да, тебе не позавидуешь. Кар, если будет плохо… ты можешь вернуться когда захочешь.

— Я знаю об этом. Спасибо, Чанрет.

— Возвращайся, правда. И грифон придется кстати, мои парни прямо бредят им. Вернешься?

Конь настойчиво тянул Кара за рукав — выпрашивал лакомство.

— Не знаю. Рад бы, но… — Кар высвободил рукав и заговорил о другом: — Налмак погиб.

— Да. Уж не думаешь ли ты…

— Нет, — прервал Кар, — это в прошлом. Только позаботься о ней, Чанрет.

— Я ее родич, забыл? Думаешь, позволю ей терпеть нужду?

— Нет, конечно, прости.

— Будь спокоен, — сказал Вождь мягче. — Ее сыновья вырастут вместе в моими. Аррэтан не будет одинока.

— Спасибо. Мне важно это знать. И еще, Чанрет… Что, если я попрошу убежища не только для себя?

Вождь понял без объяснений — видно, и сам об этом думал. Его ответ оказался больше чем неожиданным:

— Зачем просить, оставайтесь. Места хватит всем.

— Вот так просто?! Речь о колдунах, Чанрет! Разве ты не должен посоветоваться с другими вождями?

— Мы — аггары, — казалось, Чанрет удивлен, что должен об этом напоминать. — Мы не отказываем в помощи. И не убиваем беззащитных, как имперские. Не знаю, с чего это император распоряжается пленными, как будто мы не вместе сражались и победили! Наши земли просторны, почему бы на них не жить и колдунам? Лишь бы хранили мир, а тут я спокоен, раз ты с ними. Оставайтесь. С Империей я улажу все сам.

Кар мог лишь качать головой и улыбаться: сколько бы ни прошло лет, аггары не переставали удивлять. Как недоставало ему этой их простоты!

— Ты самый лучший в мире друг, Чанрет. Словами не выразить, как я тебе благодарен. Позволь, я не скажу ничего сейчас, но если Эриан и впрямь забудет свою клятву… Тогда мой народ почтет за честь поселиться на ваших землях, и, клянусь, мы не будем вам в тягость! Что же до жрецов…

— О них не думай. Они не посмеют обнажить оружие на нашей земле, или твой император окажется клятвопреступником во всем. Но он, по-моему, не такой.

— Он таким не был, — вздохнул Кар. — Надеюсь, что и не станет, но… Будь все проклято! Чанрет, если бы это была твоя любимая?

— Я не забыл бы, что ты мой брат, — пожал плечами Вождь вождей. — И что ты одолел звероподобных тоже не забыл бы. Может, и он вспомнит, когда остынет? Не отчаивайся, Кар. Ну, добро, я поехал, ты знаешь, где меня искать.

— Знаю. До встречи, друг.

День за днем они передвигались к востоку, к Ничейной Полосе, сжигая туши везде, где находилось хоть немного дерева и насыпая над ними большие курганы там, где деревьев не было. Припасы, оставленные вождями аггаров, таяли на глазах. Грифоны охотились, чтобы накормить людей, но с каждым днем им приходилось летать все дальше от опустошенных тварями мест. Единственным, в чем не ощущалось недостатка, были стервятники. Кар задумался о возможности ускорить работу, приказав жрецам приняться за дело вместе с магами — но, хоть мысль и казалась заманчивой, не сделал этого. Война закончилась, значит, упомянутый Атуаном казус веры остался в прошлом. Заставить жрецов сотрудничать с колдунами не сможет теперь даже воля принца Империи.

Впрочем, среди оставленных императором стражей настоящих служителей храма было не больше двух сотен, а для жрецов вольных Кар был в первую очередь их боевым предводителем, а потом уж — принцем и колдуном. Так что уже на четвертый день те решили вопрос сами, взявшись с утра за лопаты, а вечером разделив с пленными свой рацион. С растерянностью и скрытым ужасом принимали Владеющие Силой милости от тех, кому привыкли отказывать даже в праве называться людьми; истинные люди шептали удивленные ругательства, обнаруживая в извечных врагах обыкновенных мужчин и женщин, страдающих от голода, усталости и страха. Наконец все оказывались сидящими у одних и тех же костров; и вот уже некий рыцарь, бормоча себе под нос — проклятие, да чем он хуже императора?! — уступал сумрачной черноволосой даме свой плащ, а прочие старательно глядели в другую сторону и пускали по кругу фляги дрянного кислого вина, протягивая пленным наравне со стражами. В такие минуты Кару чудился проблеск надежды, как в ночи, бывает, мерещится грядущий восход. И когда на третий раз рыцарь и дама открыто сели плечом к плечу, а следующим вечером вместе ускользнули в темноту, Кар едва удержался, чтобы не отпраздновать это, по дикарским обычаям, перебрав того самого кислого вина.

Теперь дело пошло быстрее. Император, должно быть, еще не въехал осиянным славой победителем во врата столицы, когда перед остатками магов легла мертвая степь Ничейной Полосы. И Кар сказал — хватит. Аггарские земли очищены; прочее пусть гниет, мертвому краю не станет хуже от разбросанной мертвечины.