Анна Мистунина - Искупление

— Я понял, Сильнейший. Тебе решать. Главное сейчас — что будет с народом.

— Пока не знаю. Император обещал сохранить жизнь всем, кто сдастся. Надеюсь, он не переменит решения. Прошу, пока будьте осторожны, не раздражайте жрецов, и, пожалуйста, никакой магии. Я вернусь, как только смогу с ним переговорить.

— Сильнейший, — позвал Лэйн, когда Кар собрался уже идти. — Если император не сдержит слова?

Кар остановился. Взгляды магов прожигали его насквозь. В них была память, и та же память терзала его самого. Тысячи, сотни тысяч убитых в один день. Целая Империя Владеющих Силой. Исчезнет ли теперь ее остаток — остаток, к чьей гибели он, принц дикарей, сам приложил руку?

— Если император не сдержит слова, мы будем драться за свою жизнь, — сказал Кар. — Клянусь, им непросто будет нас перебить. Ждите, я вернусь.

Часть четвертая. ПОСМЕРТИЕ

Императорская палатка была вновь раскинута на вершине холма. В нее перенесли тело Сильной Кати. Наутро его, погруженное в соль, повезут в столицу для торжественных похорон — так распорядился император. Сам он неотлучно оставался рядом и посетителей принимал там же, отделенный лишь тонкой занавесью от окруженного свечами тела своей возлюбленной. В этот день, когда войско праздновало победу и оплакивало павших, когда жизни сотен раненых висели на волоске и от лекарских палаток с ветром долетали стоны и ругательства, подчеркнутая скорбь императора порождала удивленные, а порой и гневные разговоры. Звучали они, впрочем, негромко. Магическая битва, отгремевшая у всех на глазах, и роль, что сыграла в ней Сильная Кати, оставались непонятными большинству. Тем больше находилось места домыслам и предположениям. Кару не просто уступали дорогу — от него шарахались с ужасом.

Подойдя, он лицом к лицу столкнулся с выходящим из императорской палатки Верховным жрецом. Тот шел согнувшись, как будто старость в одночасье вернула себе права над упрямцем, и, казалось, искал, на что опереться. Трехцветный пояс первосвященника он сменил на простой, серый.

— Да поможет вам Бог, ваше высочество, — негромко сказал жрец.

Кар кивнул, впервые не вспомнив о своей ненависти к старику. И вошел.

Сперва он увидел свечи — множество свечей, они выстроили огненную ограду вокруг императорского ложа. Та, что лежала на нем, до подбородка укрытая пурпурным плащом, выглядела мирно спящей. Император стоял рядом. На коленях. Занавесь была отдернута.

Эриан оглянулся всего на миг. Ничего не сказал, не поднялся с колен. Следующие несколько шагов показались Кару длиннее вечности. Остановившись за спиною брата, он молча ждал приговора.

И приговор последовал.

— Она сама этого захотела, — сказал император. — Никто не смог бы ее заставить и никто не смог бы отговорить, если она решила. Я это знаю, помни. И — ты сегодня победил. Ты спас Империю, спас всех. Это я тоже знаю. Но сейчас… Уходи, Кар. Или я тебя убью.

— Убей, — ответил Кар, понимая уже, что слова эти лишь эхо давних, произнесенных когда-то императором, что звучат они на этот раз бессильно и жалко. — Я не стану противиться.

Эриан не шевельнулся.

— Уходи.

Кар молча пошел к выходу. В последний миг задержался.

— Что будет с пленными, Эри?

— Не сегодня, — ответил император.

Кар вышел, остановился, невидяще глядя перед собой. Впереди страшным памятником лежало поле сражения, и тучи воронья хрипло кричали, прославляя людской обычай убивать друг друга большими компаниями. За спиной клонилось к закату солнце того же дня, когда Кати рано утром выскользнула из его палатки, оставив тоскливый холод смерти и любви, что не смела быть. Казалось, с тех пор прошло несколько лет. На губах застыли кровь и гарь.

Вечер и ночь он провел с магами. Добился, чтобы им освободили удобное место под лагерь, в ложбинке меж холмов, где негустые заросли осин могли послужить и топливом для костров, и хоть каким-то укрытием от посторонних глаз. Воины с храмовыми значками расположились вокруг широким кольцом, но близко не подходили. Из вещей у магов оставалась только одежда на плечах — остальное пришлось бросить на пути от Злых Земель. Буквально разграбив имперский обоз, Кар добыл хлеб и мясо, крупу, посуду, мыло, бинты, одеяла и несколько палаток. В них разместили тяжелораненых. Переговорив со жрецами, Кар позволил применять магию — исключительно для излечения, и сам работал до глубокой ночи, исцеляя раны, поднимая безнадежных и воскрешая тех, кого еще можно было воскресить. Силу он не берег. Она, все еще бурлящая внутри огненным колесом, была хуже любого проклятия, Кар с радостью отдал бы ее всю. Когда добровольные кашевары из полукровок и младших магов обнесли всех немудреной, но горячей пищей, с ранами, угрожающими жизни, было покончено. Беспокойный сон постепенно сморил магов. Только сейчас Кар до конца понял, как измучены они долгим соседством с ими же освобожденными тварями, каким облегчением стала для них возможность заснуть, не опасаясь проснуться в роли чьего-то позднего ужина. Возможная смерть от рук дикарей едва ли могла их теперь напугать.

Сам Кар не хотел ни есть, ни спать — непривычная наполненность Силой подавила в нем телесные потребности. Он до рассвета просидел, привалившись спиной к поваленному осиновому стволу и глядя на далекие огни разведенных жрецами костров. Там, у костров, не спал никто. Еще дальше, но все же слишком близко для больного сердца, не спал император. Кар знал, что он молча стоит на коленях перед мертвым телом. Ни о чем не просит, ничего не ждет, лишь иногда встает, чтобы зажечь новые свечи, обходит вкруг палатки, разминая затекшие ноги — и вновь падает на колени.

А здесь, посреди уснувшего лагеря магов, напротив Кара сидели и не спали двое. Сильный Лэйн, последний выживший член Совета, и лохматый насупленный мальчик, почти уже юноша. Моурет. Оба молчали, и Кар тоже не находил в себе сил заговорить. Наконец Моурет заснул, уронив голову на плечо Сильного. Лэйн бережно уложил его в траву, накрыл одеялом. Кар благодарно кивнул. До утра оба не произнесли ни звука и не сомкнули глаз.

Утром над миром воцарились скребущие звуки вгрызавшихся в землю лопат, шлепки земляных комьев и удары сбрасываемых в общие могилы тел. Туши звероподобных сваливали в кучи на построенные из бревен костры и поджигали, обложив хворостом и облив маслом. Смрад разливался на мили окрест.

Как и было обещано, Вождь вождей аггарских племен и император истинных людей обменялись клятвами на поле победы. Земли от Тосса и Салианы до Ничейной Полосы принадлежали аггарам; Империя обязалась впредь не претендовать на них. Аггары обещали хранить границы и первыми встать на защиту Империи от угрозы из Злых Земель, если таковая когда-нибудь возникнет снова. Старшие служители храма во главе с новым Верховным жрецом стояли за спиной императора; напротив собрались немногочисленные на фоне своих имперских собратьев Голоса Божьи.