Алиса Элер - В погоне за солнцем (СИ)

— Что?.. — растерянно спросила девушка, кажется, не веря своему счастью.

— Жди здесь! — повторил Нэльвё с прежним раздражением. — Я проведаю пациента наверху и отправлюсь с тобой. Ясно?

Видимо, девушка молча, беспрекословно подчинилась: в доме воцарилась долгожданная тишина, нарушаемая лишь деловитым поскрипыванием старых половиц.

«Проведать пациента?» — насмешливо повторил я за ним.

Интересно, на что же его натолкнул этот разговор?»

Дверь распахнулась рывком, в едином порыве — точно под ударом ветра. Да и сам Отрекшийся ворвался в комнату радостным вихрем: ни намека на вчерашнюю задумчивую меланхолию, ни намека на сегодняшнее раздражение.

Удивительно!

Вихрь-Нэльвё обрушился в кресло, закинул ногу на ногу, сбросил с пальцев паутинку-заклинание, скрадывающее звуки, и милостиво объявил:

— Можете не умирать!

Я поперхнулся смешком.

— Спасибо за разрешение! Непременно воспользуюсь!

— Кроме шуток, — серьезно сказал он, отбросив легкомысленный тон. — Я придумал, как отплатить вам за помощь.

— С этим, вероятно, как-то связан ваш друг?

Нэльвё странно посмотрел на меня, словно что-то про себя отмечая, и, помедлив, кивнул.

— Правильно поняли. Мой друг — декан факультета магических искусств и наук в Академии. Думаю, его письменного разрешения более чем достаточно для местной бюрократии. Если захотите, сможете воспользоваться и библиотекой при Академии. Что скажете? Вас такая плата устроит?

— Вопрос скорее в том, устроит ли она Волю, — улыбнулся я.

— Все зависит от того, действительно ли вы так отчаянно нуждаетесь в помощи, как пытаетесь показать.

— Действительно. Конечно, устроит. Даже более чем, — и смущенно добавил: — Извините, я всегда ужасно шучу.

— Тогда решено, — Нэльвё хлопнул по подлокотникам и поднялся, проигнорировав последние слова. Улыбка, сбежавшая было с его губ при моих неосторожных словах, вернулась. — Я пришлю за вами Камелию, когда мы с магистром уладим возникшую проблему. Не волнуйтесь: мой дом в нескольких кварталах от Академии, доберетесь быстро.

— А сколько займет это… «улаживание»?

Он только руками развел.

— Не могу сказать. Может быть, пару минут, а может — несколько часов.

— И все это время я должен находиться в вашем доме? Я правильно понимаю? — кисло скривившись, спросил я.

— Боюсь, что так. У меня собрана неплохая библиотека. Можете ей воспользоваться, — добавил Нэльвё, сжалившись.

— По какой тематике? Ментальная магия, магия иллюзий? Целительство? — прикинул я набор книг, который просто обязан быть у thas-Elv'inor, избравшего, к тому же, такую странную профессию.

— И первое, и второе, и третье. Надеюсь, что-нибудь вас заинтересует.

«О, да, — иронично подумалось мне. — Особенно целительство. Мои «исследования» касаются противоположного направления».

Впрочем, выбирать было не из чего. Уж лучше листать книги, чем сходить с ума от скуки и ничегонеделанья.

— Спасибо за гостеприимство, — вымученно поблагодарил я, стараясь не выказывать строго противоположные чувства.

— И да, — замерев на пороге, обернулся Нэльвё. — Можете одолжить у меня чистую рубашку. Шкаф в спальной: дверь напротив вашей, не ошибетесь.

— Право, в этом нет никакой необходимости! — запротестовал я. — Я вполне могу обойтись…

— Вашу прежнюю я выбросил, — нетерпящим возражений тоном заявил Нэльвё. И, не дав мне разразиться гневной тирадой, продолжил: — Не валяйте дурака: она разодрана и вся пропитана кровью. Ее даже на тряпки пускать противно — не то, что надеть!

— Даже если так, вы не имели никакого права… — раздраженно начал я, все больше распаляясь.

— У вас есть сменная рубашка? — нетерпеливо перебил меня Нэльвё, выведя меня этим коротким сухим вопросом из негодования и вернув способность трезво мыслить.

Я растеряно кашлянул.

— Ну…

— Одно слово: да или нет?

— Нет, — вынужденно признал я.

— Тогда, повторяю: дверь напротив.

Настроение казалось безнадежно испорченным. Мне еще много чего хотелось сказать самоуверенному бессмертному, решившему, что он вправе распоряжаться чужими вещами, но я молчал, скрипя зубами. Молчал, потому что прекрасно осознавал глупость претензий — и от этого злился только больше. Дело ведь не рубашке, драконы ее раздери, а в отношении к другим!

А это его «дождитесь, я непременно за вами пришлю, сам-не-зная-когда»! Я вовсе не собирался сидеть в четырех стенах, изнывая от скуки. Мне так хотелось пройтись по набережной, вдыхая знакомый соленый бриз моря Изменчивых Грез, еще раз вспомнить улочки моего прошлого, памятные места и любимые скверы…

Отвлекшись на свои мысли, я только через минуту спохватился, что не спросил самого главного:

— Постойте! А как быть с завтраком?

Но Нэльвё уже и след простыл: только покачивалась на петлях, жалостливо поскрипывая, дубовая дверь, да звенел колокольчик над входом, соперничая с серебристым смехом что-то щебечущей в прихожей Камелии.

Я заподозрил, что с едой в этом доме что-то неладное, еще когда Нэльвё удрал, проигнорировав мой животрепещущий вопрос. И оказался прав. Создавалось ощущение, что Отрекшийся и еда — заклятые враги, находящиеся в состоянии если не открытой конфронтации, то, как минимум, холодного нейтралитета. Завтракать было решительно нечем.

После длительных поисков в кухонных шкафчиках, кладовках и иже с ними обнаружились только две жестяные банки с крупнолистовым чаем, коробка пшеничного печенья и прошлогоднее абрикосовое варенье. Выбора не было, и я, евший последний раз позавчера, удовольствовался этой скромной находкой. Вышло на удивление вкусно, а под чтение сборника сказок — и вовсе отлично.

Да-да, сборника сказок. Остальные книги я забраковал, едва открыв: написанные смертными и сводившие волшебство к одному лишь набору формул, они меня только смешили. Я уж было совсем отчаялся, когда случайно обнаружил на столике в гостиной томик в старом, потрепанном переплете. Обнаружил — и обрадовался, как ребенок: точь-в-точь такой же сборник был у меня в детстве. Я бережно листал страницы, водил, как раньше, пальцем по строкам, вчитываясь в тяжелые, вычурные обороты аэльвского, с нежностью касался иллюстраций. Белокаменная, сказочно-прекрасная Ильмере, первородный грех, расколовший aelvis на Сумеречных и Зарерожденных… и любимая гравюра: тонкостанная девушка на краю обрыва, воздевшая руки к небу. Ветер треплет ее волосы, срывает с плеч плащ, но она, такая хрупкая, нежная — непреклонна. Ее воля не сломлена. И пикирующий на Аэлин-сказительницу дракон еще не знает, что обречен.