А. Лейк - Пришествие драконов. Начало.

— Отчего же, — не унимался Эдмунд, — Беотрих поверил этому человеку, а не вам? Все вы с рождения были преданными королю людьми. А Оргрим, как вы сами говорите, был чужаком, заложником из другой страны…

Аагард перевел взгляд на огонь.

— Таков один из горчайших уроков, преподносимых жизнью, — проговорил он со вздохом. — Этот урок вы усвоите, прежде чем всему этому настанет конец. Зло имеет множество обличий, оно умеет нравиться, умеет околдовывать, прикидываясь ясноглазой юной мудростью, а потом оказывается наиболее злокозненным. — Он повернулся к своим гостям с глубокой печалью в глазах: — Все мы, все до одного, восхищались Оргримом. Он был храбр и мудр не по годам. Но и это еще не все. Оргрим обладал умением, какого не было больше ни у кого в Совете, и это превращало его в самого ценного советника среди нас всех. Когда он сказал королю, что раскрыл заговор, ему не пришлось ссылаться на слухи, искать доказательства. Он заявил, что ЗНАЕТ: что взглянул нам в глаза, увидел нас насквозь и обнаружил измену.

Эдмунд содрогнулся. Ему расхотелось слушать продолжение этой истории. Аагард закончил, прожигая его взглядом:

— Оргрим был Провидцем.

Эдмунд лежал на соломенном тюфяке и наблюдал за тенями от огня на потолке пещеры. В нескольких футах от него беспокойно крутилась Элспет. Ему было жаль ее, но к жалости примешивалось любопытство: что за жестокую судьбу приготовили ей боги — потерять отца и тут же снова испытать лютую боль! Судя по ее виду в те минуты, когда из ее руки бил свет, она испытывала такие страдания, словно в нее вонзили острый кинжал! С другой стороны, как может быть, чтобы меч появлялся и снова исчезал? Если Аагард прав, то почему легендарное оружие оказалось в руке у неопытной девчонки?

В следующее мгновение Эдмунду стало не до меча: он вспомнил о своем собственном незавидном положении. Что беспокоиться за эту едва знакомую девчонку, когда самому ему есть из-за чего клясть судьбу?

Никакой он не Провидец: это невозможно, попросту невозможно! Из рассказа Аагарда об Оргриме сделалось совершенно ясно, кто они такие: порода ядовитых аспидов, подлых предателей! Быть Провидцем значило не ведать преданности; Эдмунд попытался вспомнить, от кого слышал это — точно не от своего отца… Он не помнил, чтобы родители когда-нибудь с ним об этом заговаривали. Преданность и долг — вот девиз всей их жизни. Возможно ли, чтобы их отпрыск оказался одним из этих вероломных псов?

Эдмунд крепко зажмурился, ему очень хотелось забыться сном без сновидений.

Он погрузился в тягостную дремоту и тут же оказался в странном месте. То ли это сон, то ли нет… Он стоял на покрытом галькой склоне, под бескрайним, затянутым тучами небом. Кое-где торчали клочки травы. Из-за спины, оттуда, где качались на волнах лодочки, доносился негромкий шум прибоя. Выше его по склону визжала какая-то девчонка, впереди рубили дрова.

Эдмунд пошел на звук. С верхушки холма он увидел стены маленького поселения: дюжину крытых соломой хижин вокруг лужайки с сараями для сушки рыбы и мастерскими. Лаяла собака, из дыр в крышах тянуло вкусным дымком: внутри готовили еду. Кто-то, судя по звуку, молол зерно. Это вполне могла быть рыбацкая деревушка в королевстве самого Эдмунда.

Но чем ближе он подходил к ней, тем сильнее его охватывал безотчетный страх. Он уже несся в ужасе к ближнему дому, зная, что вот-вот произойдет что-то ужасное. Он еще не достиг дома, когда его соломенную крышу охватил огонь. Вокруг заклубился черный дым, солома затрещала, осыпая все вокруг, включая Эдмунда, жалящими искрами.

Внезапно появились люди, они были повсюду: бегали взад-вперед в безумной панике вместе с домашней живностью — поросенком, опаленными курами; кричали женщины, надрывались младенцы, бранились мужчины. Эдмунд наткнулся на окровавленного ребенка, потом на вопящего мужчину со вспыхнувшими факелом волосами. Огонь сожрал у него на глазах вывешенную для просушки рыболовную сеть. Потом все заволокло густым дымом, и Эдмунд упал на колени в просвете между сушильнями.

Помочь этим людям ему было нечем. Еще три дома запылали, как жертвенные костры.

Злодеи-викинги! Проклятье! Он стал озираться в поисках чего-нибудь, пригодного на роль оружия, удивляясь, что шайки рыжеволосых проникли так далеко на запад. Этой зимой нападений на его королевство было меньше обычного, поэтому они с матерью решили, что захватчики отвлеклись на набеги далеко на северо-востоке.

И тут Эдмунд увидел их.

Это были не датчане с соломенными волосами. Это были всадники, две дюжины, и не в кольчугах, а в туниках и в темных матерчатых штанах. На головах у них сияли, как кинжальные лезвия на солнце, узкие куполообразные шлемы. У каждого был щит с серебряной бляхой — простой сферой на черном поле. У четверых передних были длинные мечи, остальные скакали с факелами в руках. Они сеяли на скаку смерть: передние разили всех — мужчин, женщин, детей — попадавшихся на их пути; факельщики поджигали солому на всех хижинах, рядом с которыми оказывались. Когда из горящей деревни выскочил мужчина, солдат, возглавлявший колонну, выкрикнул команду, и один из всадников тут же развернул коня и поскакал вдогонку за несчастным.

Эдмунд закричал, желая предостеречь его, но через мгновение и сам он примкнул к погоне. Под ним ощущалось знакомое галопирующее движение; он уже скакал верхом, ловя краем глаза стальной блеск занесенного меча. Ужас сменился другим чувством — холодным, свирепым удовольствием.

Беглец споткнулся о камень и шлепнулся в траву. Эдмунд настигал его, рука, сжимавшая меч, не ведала дрожи. Он ничего не мог поделать, чтобы предотвратить неизбежное. Его глазами смотрел на мир убийца, гнавшийся за жертвой.

Как ни старался Эдмунд освободиться в тот момент, когда рука с мечом взметнулась в воздух для удара, ничего не вышло. Он не смог даже зажмуриться, когда меч рубанул обреченного беглеца.

Глава пятая

— Эдмунд, просыпайся!

Мальчик метался и стонал во сне. Какой он беззащитный, подумала Элспет, как бела его рука по сравнению с ее загаром! И ростом мал — она помнила слова отца, что их робкий пассажир примерно одного с ней возраста. На душе у нее тотчас стало тяжело. От мыслей об отце она почти всю ночь промучилась без сна, и теперь у нее зудели и слезились глаза. Не давала покоя и правая рука — все еще болела и дергала. Стоило ей наконец забыться, как тотчас произошло пробуждение — так крепко вцепились ее пальцы в невидимую рукоять. Но, пощупав собственную ладонь, она ничего в ней не обнаружила; осталось только покалывание, словно под кожей что-то притаилось и ждет.