Джал Халгаев - Оскольки
Я вздрогнул и мотнул головой. Бред!
Не вспомнила. А жаль, спросил бы, что сморозил перед тем, как хлопнуться в обморок.
Увидев меня, она немного расслабилась и коротко кивнула в ответ, что-то сжимая в левом кулаке.
— Ты ведь проводник, да? — ее голос охрип от криков и слез.
— В точку, — ошибся, значит. — Не бойся, через решетку я тебя не загрызу.
— Я и не боюсь.
Я хмыкнул: все они так говорят, а потом улепетывают, в чем мать родила, прямо из постели, только пятки и сверкают.
— Ну, и ладно. Я-то без понятия, что вам про нас рассказывают, что ни год, то новая сказка!
— Не знаю. Ни разу таких не слышала, — она пригляделась ко мне, и ее глаза удивленно расширились. — У тебя уже все зажило? Я ведь сама видела, как тебя там отметелили!
— Еще кто кого отметелил, неизвестно! — оскорбился я, но потом пожал плечами. — Что поделать, я особенный.
Внезапно в глаза мне ударила едва заметная железная вспышка.
— Что там у тебя?
— Где?
— Да ладно, мы же с тобой теперь родные люди, мне можно доверять. Показывай!
— Не понимаю, о чем ты говоришь.
Я крякнул от обиды. Да что же все такие скрытные-то сегодня, а?
— Ну-ну, как же, — я лег на пол и подложил под голову ладони. — А я еще хотел тебя с собой взять. Дай, думаю, девчонку еще вытащу, чего такой красоте здесь догнивать? На воле-то всяко лучше, а здесь она, зуб даю, проведет остаток своей жизни в компании разговорчивых скелетов да здоровенных голодных крыс.
Я прислушался. Молчит.
— Нет, я бы и сам здесь с радостью задержался, да — вот беда! — обслуживание ни к черту, да еще и хотят меня на виселице вздернуть в воскресенье. Подзадорить, так сказать, народ. А так… Ни пинту пива выпить, ни тебе окорок принести, только кашей и кормят. Хотят, наверное, чтобы на тот свет здоровенькими отправились, как думаешь?
— Я на тот свет не собираюсь.
— Хм. Понимаешь, в чем штука: выбора у тебя особо и нет.
— Есть, — она на секунду замолчала. — Но да, лучше уж здесь сдохнуть.
Ага, как же. Я когда-то тоже таким упертым был, а как три дня под половицами пролежал, от упырицы укрываясь, готов был сам себя перцем посыпать и в печь залезть, лишь бы сожрала быстрее, да вот незадача: поскользнулась, миленькая, на ровном месте, да клыки в мозг и вонзились.
— Зачем же сдыхать? Я ведь тебе предлагаю светлое будущее вдали от этих мрачных стен…
— И какая же плата?
— Беру натурой.
— Пошел ты!
— Ладно, ладно, шучу. Просто шучу!
Я хохотнул. Как же приятно хоть с кем-то поговорить!
— А платой будет посильная помощь. Разумеется, в самых что ни на есть разумных пределах.
Девчонка на несколько минут задумалась. В тюрьме повисла неприятная тишина, от которой все внутри противно зудело, а нос чесался. Я чихнул.
— Я тебе не верю, — наконец, призналась она.
По крайней мере, честно. Проводникам никто никогда не верит, вот только когда припрет, все к нам в очереди выстраиваются, да еще и в ножки с радостью кланяются, лишь бы мы их от проблемы избавили.
Что поделать, народ есть народ.
— Я и не прошу мне верить, девчонка. Просто договор враждующих сторон, оказавшихся в полной заднице. Взаимопомощь — отличная штука.
Она хмыкнула.
— А Белка говорила, что вы, проводники, самые сильные.
— Угу. Она, наверное, еще и говорила, что мы через стены проходить умеем, и живем вечно, и обычная сталь нас не берет, да?
— Это не так?
— Конечно, нет. Мы обычные люди, просто обладаем некоторыми… определенными знаниями в определенной сфере, только и всего. А все остальное, как я говорил, — сказки.
— То есть любой может стать проводником?
— Если выживет. Некоторые просто не созданы для подобной работы, — серьезно ответил я. — Но если подумать, то да, любой. Надо только найти толкового учителя, который согласится тебя тренировать: школ-то у нас нет. И чтоб он тебя не убил в первые два года обучения, а — поверь, — такое нередко случается. Все познается на практике. Так как насчет моего предложения?
— Выбираться надо, — кивнула она головой, — но откуда мне знать, что я тебе помогу, а ты меня не кинешь? Мне не охота гнить здесь с одной мыслью о том, что я помогла кому-то сбежать, а сама сглупила и осталась.
— Ни откуда. Надо верить людям, девочка!
— Я тебе не девочка.
Я не ответил. Молчание — знак согласия. Она действительно была далеко не девочкой. Ее фигура, конечно, только начала приобретать должные формы, но уже была достаточно привлекательной и соблазнительной (так бы и съел, извиняюсь за буквальное выражение), а глаза вовсе не выглядели молодыми и наивными. Пережила она если не много, то достаточно.
— Ладно, — она вздохнула. — Хорошо. У тебя есть план?
— Не-а.
— Тогда зачем подбивал работать вместе? — удивилась она.
— На будущее. Всегда полезно иметь связи.
— Идиот.
— Дура, — тут же отозвался я.
— А правда, что вы можете безнаказанно убивать людей? — неожиданно спросила она. — Ну, то есть, не по закону, а перед Садами?
Вот, уже пошли правильные вопросы.
— Правда.
— Как… как это происходит?
— Как-как, чикнул по горлу ножичком, он и скопытился. Можно утопить, скормить зверям, придушить, дать по голове чем-нибудь тяжелым… Много способов. А что до Садов, то это я и сам без понятия. Просто так есть, вот и все. Поверь, я и сам сотни раз об этом думал — дохлое дело. Мы просто чисты, и для нас убийство не является таким уж грехом перед Райной.
— Наверное, она просто закрывает на вас глаза за все ваши добрые поступки.
Я расхохотался в голос и тут же схватился за объятый пламенем левый бок, но смеяться не перестал, от чего мне стало вдвойне больнее и втройне веселее.
— Чего?
— Добрые поступки? — я утер образовавшиеся на глазах слезы.
— Да. Вы ведь помогаете людям, разве нет?
— Мы берем с них плату, это совсем другое. Это наша работа, и выполняем мы ее вовсе не по доброте душевной, можешь мне поверить, девчонка.
Она задумалась.
— То есть если вам не заплатят, то ты и спасти никого не попытаешься? Женщину? Ребенка?
— Даже пальцем не двину. Фермеры получают ведь деньги за мясо и зерно, а что с ними будет, если они все это просто раздадут беднякам?
— Помрут с голодухи.
— Вот именно. Всем хочется жить. Все выживают, как могут. Как тебя зовут?
— А вот этого я точно тебе не скажу!
— Как хочешь, — я сел и пожал плечами, встречаясь с ней взглядом. — Я вот Йен.
Она вздохнула.
— Ольха.
Я попытался изобразить как можно более приветливую улыбку.
— Чего лыбишься?
— Мог бы и догадаться, — я показал пальцем на ее волосы. — Темно-рыжие, как кровь. Очень необычный цвет, можешь гордиться.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});