Инна Лёвина - Изгнанница

Вот и сегодня мы прошли по переулкам, нашли для игры два интересных дома, но поиграть не получилось - один дом был совсем новый и историями не оброс, а второй был такой... мы с Гилассой называем такие дома закрытыми, почему-то о них ничего не узнаешь. А другие дома - или уже мы играли около них, или нам они не понравились - а это очень верный признак, что случалось там много нехорошего...

И мы разошлись по домам. Маме я несла в кармане небольшой пряник с земляничной глазурью. На него ушли все монетки, оставшиеся от карманных денег. Мама выдает мне деньги два раза в неделю, и когда я их трачу, то рассказываю обязательно, что именно купила.

В мамины выходные мы с ней ходили гулять. Обычно, в тот день, когда я не училась, мама все равно работала, и мы успевали только сходить на рынок. Это тоже мне нравилось, потому что приятно было помогать маме выбирать разные разности, нести их домой, чтобы ей одной не было тяжело. Но в тот день, когда среди недели маму отпускали отдыхать, вот в этот замечательный день мы обязательно шли гулять просто так. Это у нас так называлось - или мы идем "по делу", или уж "просто так". И мы шли, куда хотели. Особенно мне нравилось или в старом городе, где совсем маленькие дома, чудные, как сейчас уже не строят, в один этаж, или на купеческой улице - конечно, не только там жили и торговали купцы, но уж эта улица была необыкновенной, потому что здания тут стояли высокие, в четыре этажа, с балконами, разными вылепленными украшениями над входами.

В конце зимы появились неприятные слухи. Будто снова начнется война между Аркайной и Анлардом. Первый раз я услышала такой разговор в лавке, где покупала муку и сахар. Я пересчитала сдачу и заметила, что мука подорожала на две медные монеты, а сахар - на три. Тиллимна, старая эльфийка, которая жила в нашем переулке, на первом этаже, укладывала покупки в большую корзину, какой я у нее раньше не видела. Тиллимна потом сказала, что раньше и не брала ее никогда. В этой корзине, как она объяснила, у нее обычно спала кошка. Сейчас наша соседка накупила столько всего - муки, крупы, соли - что все это еле уместилось, и поднять свою корзину она уже не смогла. Я помогла ей донести покупки до дома, и по дороге спросила, к чему ей столько продуктов сразу. И тут Тиллимна рассказала мне про войну.

-Все подорожает, и очень быстро. Видишь, вот уже началось. А завтра цена станет выше еще на несколько монет. Потом еще на несколько, а потом уже совсем не сможем ничего купить...

Дома я не легла спать, а дождалась, пока мама вернется с работы. И тут же сказала ей:

-Надо скорее покупать муку, крупу и все прочее. Оставь мне все деньги, какие у нас есть, а я куплю продукты. За один раз мне все не унести. Думаю, придется сбегать раза три или четыре. Где хранить, я уже обдумала - лучше всего в шкафу, на нижних полках, вместо обуви. А ботинки могут постоять у камина. Кто знает, пригодятся ли они нам теперь.

Мама смотрела с большим изумлением то на меня, то на выставленные у камина ботинки.

-А почему они нам не пригодятся?

-К весне уже война будет в самом разгаре. Может, убьют уже нас всех.

- Как? Почему убьют?

-Ты сама говорила, что сейчас анлардская армия слабее аркайнской. Помнишь, мы как-то с тобой обсуждали, что...

-Да, но причем тут мука и обувь?

-Дорожает все. Утром я пришла в лавку, и вот...

Я рассказала маме о том, что было утром.

-Видишь, надо скорее запасаться, иначе...

Мама все выслушала и строго-настрого велела мне больше не слушать сплетни. И немедленно убрать обувь в шкаф.

Но через два дня она сама ее достала... Цена на продукты поднималась каждый день. Через три недели после того разговора с Тиллимной крупы и соль стали дороже почти вдвое. И, наконец, случилось то, что сделало прежнюю жизнь невозвратной - на площади около городской ратуши открыли вербовочный пункт. Война была объявлена официально.

После школы мы (я и Гиласса) всегда теперь шли той дорогой, которая вела мимо ратуши, и смотрели на новобранцев. Однажды я увидела там Гильферда, эльфа из соседнего дома. Он тоже завербовался в армию, хотя всего лишь в прошлом году окончил школу. Гильферд помахал мне рукой и улыбнулся. Ему очень шла военная форма. Я тоже помахала ему рукой. Неожиданно Гильферд отошел от тех, с кем он говорил, шагнул куда-то в снег. Нагнулся и поднял что-то, а затем подошел ко мне. И дал синий цветок, крокус, едва-едва выглянувший из-под снега, нераспустившийся.

-Спасибо, Гилфри, желаю тебе удачи, - поблагодарила я его. Крокус поставила дома на окно, в стакан. Я плохо себе представляла, что такое война, на которую уходит Гильферд. Мне это казалось похожим на военный парад. Войска маршируют, длинные колонны, одна за другой. Уходят все дальше и дальше...

Война еще не подошла к нашему городу, но изменения были явные. Цены выросли, а на улицах стало не так людно. На площади редко теперь гуляли влюбленные - молодых людей почти всех забрали в армию. Но все же до поры до времени не так уж эта жизнь отличалась от прежней. Однако в конце первого месяца весны все стало меняться, и так быстро, что мы не успевали понять, что происходит. Когда объявили войну, в нашем городе открыли лазарет. Но раненых там не было. А потом неожиданно все началось. Сначала привезли человек десять, на другой день - больше двадцати.

Мама приходила с работы усталая и огорченная - она не говорила ничего, но я видела... Однажды утром я поняла в чем дело: мама заварила чай и не поставила сахарницу на стол, такое у нас бывало только в трудные времена. Но ведь сейчас у мамы есть работа? Не то, чтобы жалко сахара, просто странно. Мама вздохнула и сказала, что сахар будем класть теперь только в кашу, чтобы экономить - он теперь сильно подорожал, а платить ей на ее работе станут меньше, потому что посетителей в их ресторанчике тоже стало намного меньше.

И, наконец, в один из дней появились беженцы... Я делала уроки и посматривала в окно время от времени, просто так, не то, чтобы увидеть что-то любопытное. А тут на площади появились какие-то люди, с тюками, сумками, мешками, кто-то приехал на повозках - и повозки остановились посреди площади, а кто-то, видимо, шел рядом. Я надела плащ и побежала на Корабельную площадь.

Я стояла около памятника Корабельщику и слушала рассказы беженцев. Кто-то развел костер на камнях площади, кипятил воду. Искры и пар взлетали вверх, к днищу корабля, а корабль словно летел от нас к звездам, подальше от земных бед и забот. Беженцам принесли еду, что-то из одежды. Для маленьких детей - пеленки и одеяльца. Было шумно, как на торговой площади утром в выходной, только тут шум совсем не веселый... Говорили, спорили, плакали... Я подумала, что надо и мне что-то принести для них из дома. Тут вдруг почувствовала, что мне крепко сжали плечо. Мама тихо сказала на ухо: