Жураковская Викторовна - Любовь зла…

- Надеюсь, он из рога единорога, умершего своей смертью? - кротко уточнила я. - Не убитого? А то у меня принципы!

Ишко хотел было врезать мне ещё разок, занес руку и с жалобным стоном уронил.

- Нет! - почти умоляюще произнёс он. - Он умер сам! Сам! Только заткнись!

- Зачем?… - удивилась я, но добавить ничего не успела: некроманты неожиданно перешли со своего птичьего наречия на нормальный язык, и заклинание зазвучало в унисон с переводом. Акустическая атака оказалась такой мощной, что я невольно втянула голову в плечи.

Тебя призываем, Могучий Владыка Земли и Небес!

Несущийся вечно в колеснице из лезвий и мечей,

Приходящий в Ночи, Пламень в сердце несущий,

Услышь нас!

Кровью восемью Солнцами опалённой,

Кровью восемью Лунами освященной,

Силой, древнее мира,

Силой, зажигающей солнца,

Силой, движущей звезды,

Силой круга Кэйволла

Тебя заклинаем и упорно призываем!

Чтобы пришли во смятение стихии дружные,

Чтобы отступили моря бездонные и воспряли смерчи жестокие,

Рассыпались пылью горы, и огни небес потухли,

Чтобы содрогнулись армии земные, навьи и небесные,

Чтобы вошел ты в Царство Человеческое

Против воли Господарей Разума и Духа!

Прими дар наш, о Всемогущий Повелитель,

Дозволь глазам зорким узреть тебя,

Дозволь сердцам верным услышать речи грозные!

Пошли гнев свой великий на тварей беззаконных, бессердечных!

Покажи им всю мощь свою, благородную и грозную!

Тебя заклинаем Кровью, Духом и Мощью,

Вернись!…

- …чтобы выполнял он команды "К ноге" и ходил за мной, как бычок на привязи, - закончила я, немного придя в себя и испытывая настоятельную потребность кому-нибудь за что-нибудь отомстить. Незыблемое правило мироздания: отомсти соседу - и сразу станет легче.

Плечи Санти дрогнули от еле сдерживаемого смеха. Кто-то из некромантов затрясся, точно наступив на провод под напряжением, кто-то отчетливо заскрежетал зубами, но закаленный Лардозиан даже не дрогнул, выплёвывая слова заклинания, как вишневые косточки. Ишко неумело, но старательно скопировал позу учителя.

- Сейчас ты по-другому запоёшь, - мрачно пообещал мальчишка, проверяя на ногте остроту клинка, а так как при этом он не сводил глаз с Лардозиана, то немедленно порезался.

- Я ещё танцевать умею, - похвасталась я, наблюдая, как юный некромант с обиженной миной сует окровавленный палец в рот. - И крестиком вышивать. Зачем же губить такие таланты?

Ишко остроту не оценил, пафосом ситуации не проникся. Он поудобнее перехватил нож, и остатки самообладания тут же ускакали в неизвестном направлении. Одна мысль о том, что сейчас тебя будут резать, как отбивную, способна превратить любого человека в рыдающую развалину. Ещё немного, подумалось мне, и некроманты получат настоящую, правильную жертву - тотальное разрушение личности, хриплое карканье вместо голоса, вопли, крики, мольбы о пощаде…

Ну нет!!!

У смертоядцев своя мантра, у нас - своя!

Русский парень от пуль не бежит!

Русский парень от боли не стонет!

Русский парень в огне не горит!

Русский парень в воде не тонет!

И хотя я не парень, у меня дедушка в Отечественную войну до Берлина дошел. Разве я хуже? Нет, русские не сдаются!!!

И если им приходится орать, они орут такое, что у неприятеля уши вянут и хвосты отваливаются.

Лардозиан внезапно замолчал и, коротко кивнув ученику, воздел руки вверх омерзительно патетическим жестом. Ишко с облегчением выдохнул, деловито ощупал моё левое запястье и коротко и сильно провёл по нему ножом. Боли я не ощутила, только прикосновение к коже чего-то твёрдого и приятное тепло, растекающееся по руке, и растерялась - лишь на мгновение - а затем во весь голос завопила:

- Наверх вы, товарищи, все по местам! Последний парад наступа-ает, врагу не сдается наш гордый "Варяг", пощады никто не желаауммффф!

Санти, не прерывая заклинания, сделал странный жест, словно перебрасывая что-то на одну руку, а затем молниеносно вычертил в воздухе знакомые линии заклинания-заглушки - треклятого пентакля Молчания, и у меня полностью отнялся язык.

"Ну не уроды ли эти некроманты?!" - в тысячный раз подумала я, пытаясь рассмотреть запястье, словно одеялом, окутанное непонятным теплом. Оно не болело, что настораживало: повествуя о ритуале, о местной анестезии Лардозиан и словом не обмолвился, наоборот, напирал на то, что Избранница должна страдать как можно дольше - в этом, мол, вся соль жертвоприношения и залог успеха. Ишко, смешно заломив брови, слова полоснул меня по руке, но боли по-прежнему не было. Тепло поползло к локтю, от локтя к плечу, и я, изловчившись, вывернула шею… и, как баран на баобаб, уставилась на совершенно не повреждённую кожу запястья: ни крови, ни следа надреза, а на белой ткани рукава проступает тонкая паутинка, сплетенная из светящихся голубоватых нитей.

"Ни фига себе…" - хотела сказать я, но пентакль держался крепко.

- Что ты вожишшя?! - разъярённо прошамкал Лардозиан. - Где кровь, ученик, навы и навьи тебя жадери? Жаклинание на пике, режь!

- Учитель, она не режется! - плаксиво заоправдывался Ишко, снова и снова полосуя ножом моё многострадальное запястье, но клинок проходил сквозь плоть, как сквозь кисель, не оставляя ни следа. - Совсем не режется! Я не могу…

- На другой руке режь, кретин, идиот, олух! - взбеленился Лардозиан. - Ешли иж-жа тебя, недоношок, моё жаклинание, моё дивное, прекрашное жаклинание рухнет, жаставлю шобственные кишки жрать! Беш шоли!!!

Ишко стрелой метнулся выполнять приказ. Он яростно полоснул ножом по правому запястью. Ещё раз. Ещё. Ещё. И ещё. С тем же успехом.

"Может, другой нож возьмешь?" - кротко подумала я. Ишко, должно быть, что-то услышал, потому что зашипел и удвоил усилия.

Санти внезапно поднял голову, точно прислушиваясь к чему-то далёкому, а потом решительно шагнул вперёд, разрывая круг. Я прищурилась, размышляя, не начались ли у меня галлюцинации от сильного стресса: уж кто-кто, а Санти так просто стороны не менял - но тут и моё внимание привлёкло противное шипение. Плотное облако, колыхавшееся вокруг алтаря, которое одновременно и было, и не было, обратилось в дым и исчезло без следа, линии гексаграммы потухли, свечение вокруг некромантов начало медленно гаснуть. Санти пошатнулся, прижимая ладонь к носу, тут же выпрямился. Он окинул взглядом меня, Ишко и нож, а затем в вихре черных одежд стремительно развернулся к Лардозиану, в руке которого уже сиял багровый сгусток, припал на одно колено.

- Прошу простить моё вмешательство, учитель, это было необходимо, - быстро проговорил он. Его собратья с опозданием последовали примеру и десяток смертельных заклятий, от таинственно мерцающих огоньков-бабочек до мертвенно светящихся бумерангов, оказались нацелены на коленопреклонённую фигуру, алтарь и меня на всякий случай.