Елизавета Дворецкая - Как огонь от огня

Холод в груди застывал и превращался в лед, грозил разорвать. Из последних сил Искрен оттолкнул берегиню. Но она не хотела отходить и цеплялась за его руки, и в ее тонких пальцах тоже появилось живое тепло. Зато его била дрожь, как будто он стоял в одной рубахе не в теплой роще Ярилиного дня, а в самый мороз солнцеворота.

– Зачем же ты меня гонишь? – часто дыша и всем телом устремляясь к нему, шептала берегиня. – Полюби меня! Сам Перун-Отец Землю-Матушку в эти дни любит, оттого и родится на ней все живое! Кто любить не хочет, тот против богов идет. Тому счастья не будет! Полюби меня!

– Не могу я тебя любить! – Искрен пятился, сжимая в кулаке оберег с полынью, который сегодня уже почему-то не помогал.

– Почему же? Я – невеста не хуже других. Меня ваши девушки в свой круг приняли, подарками со мной менялись, вот, и лента у меня. Называется «красота»! – Берегиня горделиво показала ему красную ленту на своих волосах.

– Девушки тебя в круг приняли? – Искрен изумился.

– Ну, да! Я с ними хороводом ходила, и для меня песни пели, меня караваем угощали, теперь и я тоже невеста. Возьми меня!

– Да какая же ты невеста! – в отчаянии воскликнул Искрен, не зная, как отвязаться от этого губительного счастья.

– Чего же еще мне не хватает?

– Ты же не человек! Ни души, ни живого духа в тебе нет, оттого ты и холодная, как лягушка болотная! – Искрен и сам был измучен своим влечением к ее красоте, с которым так трудно было бороться. – Ты и меня погубишь, и сама не согреешься. Уходи, не тревожь меня, все равно нам вместе не быть.

– Как же я от тебя уйду, желанный мой! – Облик берегини заколебался, как туман. Черты растаяли, но голос оставался таким же страстным и нежным. – Навек ты меня приворожил своими очами ясными, бровями соболиными, сердцем огненным. Ты – мое солнце ясное, ты мой месяц светлый, как же я от тебя уйду? Хочешь не хочешь, а быть нам с тобой вместе.

– Человеку только человека любить полагается. А дух человеческий и тепло живое ты, нежить озерная, как ленту, просто так на голову не наденешь!

– Где же я возьму человеческий дух? Где возьму душу?

– Где? – Как же мог простой парень ответить на этот вопрос. – У людей они есть. А у вас, нелюдей, так, видимость одна. И не морочь ты меня, отстань, не могу я тебя любить.

И прежде чем она что-то ответила, Искрен повернулся и бегом бросился из-под тени берез на широкий луг, где ярко горели костры в светлой летней ночи, кружились широкие хороводы и живые человеческие голоса пели песни в честь расцвета всего живого в земном мире.

Метелица бежала, как будто за ней гнался волк, бежала изо всех сил, потому что действительно не хотела, чтобы ее догнали. Красивая, статная, нарядная девушка нравилась многим, особенно из дальних, кто ее не знал, и не один, не два и даже не три парня из Бобровичей, Ставичей, Глушатичей и еще каких-то подмигивали ей в хороводах, норовили оказаться с ней рядом и взять за руку, выбирали ее в играх и тянули в полутьму берез. В такой день нельзя гневить богинь открытой нелюбезностью, поэтому Метелица терпела все это, улыбалась даже, но улыбка выходила безжизненная, и вся она была как неживая. Здесь не было ее судьбы, и ни один из этих парней не мог заставить ее сердце биться. Их это не смущало: в молодой крови вовсю бурлил Ярила и внушал уверенность, что самую суровую зиму можно растопить, если как следует взяться.

Где-то позади еще звучали веселые визги девушек и азартные выкрики парней, кто-то в стороне кричал «ау», но рядом никого не было. Метелица пошла медленнее, чтобы не рвать без надобности травы, сняла с головы помятый венок и несла его в руках. Может, зря она так? Может, дай она тому здоровому из Ставичей, кажется, поймать себя и разорвать ее венок, все изменилось бы к лучшему. Она вышла бы замуж, уехала аж к Турьей горе, никогда бы больше не видела Искрена и забыла бы свое несчастье… Но нет, и незачем себя обманывать. Она знала: образ его так глубоко пророс в ее сердце, так опутал его корнями, что вырвать его из груди можно только с самим сердцем.

Впереди открылось широкое, свободное от деревьев пространство. Блеснула вода, и Метелица остановилась: она вышла к Вилиному Оку. Сегодня священное озеро лежало как-то по-особому молчаливо и умиротворенно и было похоже на дом, который хозяева заботливо убрали и украсили к празднику, а сами ушли на гулянье.

Было темно и совершенно тихо. Она была совсем одна здесь, наедине с молчащей водой и старыми ивами. Они были слишком стары, чтобы идти плясать вместе со всеми, их стволы прогнили дуплами, и ноги уже не несут их в круг с молодыми…

Метелица села на одну из самых толстых, лежащих на земле ветвей, положила на колени обтрепанный венок, который сегодня столько рук пыталось у нее вырвать. Зачем он ей? Вокруг царил покой и умиротворение священной теплой летней ночи. Земля была влюблена и счастлива, как и каждый из ее молодых детей, и только она, Метелица, была одинока и горька, как вдова-горлица на сухом дереве. Теперь никто ее не видел, а от сознания блаженного покоя вокруг жалость к себе с нестерпимой силой разрывала грудь. Слезы закапали на ее сложенные руки, на венок, и Метелица не старалась их утирать. Вот так бы и сидеть здесь, пока вся душа не вытечет ручейком в священное озеро, но зато тогда ей уже не будет так больно…

– Отчего ты плачешь, сестра? – с участием спросил ее нежный голос, и легкая рука коснулась плеча.

Метелица обернулась. Рядом с ней стояла необычайно красивая, стройная девушка с красной лентой на голове, и ее густые светло-русые волосы, когда она наклонялась, касались земли.

– Кто ты? – испуганно шепнула Метелица, глотая слезы, хотя сама уже узнала ее.

Это была та самая красавица, которую она мельком видела всего лишь сегодня утром, та самая, что подарила ей жемчужное ожерелье, и эта лента на ее голове была повязана руками самой Метелицы.

– Я – твоя сестра! – звонким и нежным голосом ответила та, и ее синие глаза смотрели на Метелицу с теплым сочувствием. – Ты мне ленту подарила, ты меня через венок поцеловала и любить всю жизнь обещала, теперь и я тебя всегда любить буду и чем смогу, помогу. Какая твоя печаль, расскажи мне! Расскажи, сестра! – убеждала она, присев на ветку рядом и взяв руку Метелицы.

Рука ее была прохладной и легкой, нежной, как у младенца, и на душе у Метелицы вдруг полегчало. Может быть, судьба смиловалась над ней в эту священную ночь, может быть, озеро поможет ей там, где не помогут человеческие силы?

– Полюбила я парня, и он меня полюбил, а теперь покинул, – тихо сказала она.

«Цвели в поле цветики, да поблекли, любил меня миленький, да покинул». Даже песни про это поются. Сколько людей могли рассказать о себе эту же самую, такую короткую повесть, и в тех же самых словах, но от повторения она не утрачивает своей остроты и причиняет всем новую и новую боль.