Варя Медная - Паук приглашает на танец

— И зачем нам это нужно? Зачем вы вообще приехали?

— Потому что меня пригласили ваши родители. Они хотят, чтобы вы научились пользоваться тем, что в вас заложено.

Это, конечно, была только одна и отнюдь не главная причина.

— Зачем?

— Чтобы вы смогли в будущем поступить на службу к его и её императорским величествам.

— Зачем?

— Чтобы вы, виконт, сделали хорошую карьеру, а леди Эрселла стала фрейлиной и подыскала себе достойную партию.

— За…

— Да помолчи ты! — ткнула его в бок сестра и обратила ко мне возбуждённо горящие глаза. — Показывайте, мисс Кармель!

Следующие несколько часов я учила их нащупывать энергию материи и по ниточкам вытягивать её наружу. Когда они научатся это делать, то перенаправлять её будет уже гораздо легче.

Последние минут сорок виконт хныкал, жаловался на усталость и тоскливо обрывал листочки с ближайшей ветки. Зато леди Эрселла старалась изо всех сил, и под конец урока листок на её ладошке шевельнулся, а по прожилкам пробежала едва различимая, но всё же вполне явственная искристая струйка. Девочка, у которой на лбу от усердия выступили капли пота, радостно взвизгнула и закружилась на одной ножке.

— Получилось, получилось!

— Ты сама его сдвинула, я видел!

— Неправда, я не трогала! Ты просто злишься, что у меня получилось, а у тебя нет!

— Лгунья!

Я прекратила их пререкания и повела на обед, не дожидаясь, пока леди Фабиана позвонит в колокольчик.

ГЛАВА 5

Внутри я препоручила юных господ заботам Беулы, а сама спустилась в кухню и наскоро согрелась луковым супом под размякшей хлебно-сырной корочкой. Слегка онемевшие от холода пальцы закололо, когда горячая разогнала кровь. Прихватив блюдце с кремовым пирожным и чашку чая, я поднялась с нулевого этажа на первый, прошла в конец коридора и аккуратно нажала на ручку двери.

Там я поставила принесённое с собой на низенький столик, окруженный несколькими креслами и диваном, а сама направилась к дальней стене со стеллажами. Изучив содержимое пары десятков полок, я наконец наткнулась на нужную. Пробежав кончиками пальцев по добротным кожаным корешкам, я выхватила томик «Бестиарий: миф или реальность», затем устроилась поудобнее в кресле, придвинула чашку и приступила к изучению.

— Кхм-кхм, вы правда надеетесь найти там ответ?

Я едва не опрокинула на себя чашку и тут же вскочила.

— Простите, милорд, надеюсь, вы не против, что я воспользовалась библиотекой?

— «Гэллийский рыбак достаёт из сетей белокурую деву», «Повенчанная с озером», «Когда щекотка смертельна»… — продолжил он, заглядывая через моё плечо, — и вы верите, что это имеет какое-то отношение к моей жене?

— С чего вы взяли…

— …что вы пришли сюда именно из-за неё?

Я промолчала.

— На вашем месте любой разумный человек захотел бы найти объяснение природе испытанных вчера чувств. А вы кажетесь мне разумной.

— Я здесь не для того, чтобы прояснить сущность леди Фабианы…

— Естественно, — кивнул граф, — вы ведь это и так уже поняли…

Невероятная догадливость графа стала неприятным сюрпризом. Казалось, он и не нуждался в подтверждении, а читал карту ответов на моём лице.

— … а значит, вы ищете… противоядие, не так ли?

Я промолчала. Граф удовлетворённо кивнул.

— Его тут нет. Говорю это как человек, изучивший здесь каждую букву.

Оглянувшись на дюжину стеллажей, возвышавшихся от пола до потолка, я оценила упорство графа. А его сильно припекло.

— Не всё так просто, как это описывается в книгах, мисс Кармель.

— Но… я ведь не ошиблась, и леди Фабиана…

— Ну же, скажите это.

— Сирена?

Несмотря на скандальность истории, детали не были доподлинно известны.

— Вы не ошиблись, — невозмутимо подтвердил граф. — Но ваша попытка смехотворна, — он презрительно кивнул на томик в моих руках. — Это всё равно что искать Остров сокровищ по карте из детской книжонки.

— А вы об этом…

— Знал ли я, кто она, когда женился на ней? Разумеется, знал.

— И это вас не остановило?

— Остановило? — удивлённо приподнял брови он. — Да вы расист, дорогуша. Кто бы мог подумать! В следующий раз предупреждайте об этом в резюме.

— Простите, милорд, я совсем не это имела в виду.

Граф неприятно оскалился и неторопливо прошествовал к дивану. Вальяжно расположившись на нём и закинув обе руки на спинку, он принялся бесцеремонно меня изучать. Я же продолжала стоять напротив, прижимая книгу к груди.

— Я женился по любви.

— Разумеется, милорд. По-другому и быть не могло.

— Не нужно говорить об этом с таким понимающим видом, — повысил голос он. — Вы ни черта не знаете!

— Напротив, милорд. Я охотно верю в то, что леди Фабиана умеет внушать любовь.

— А вы не слишком-то почтительны. А ещё недоверчивы. Так для чего люди, по-вашему, женятся?

— Чтобы составить хорошую партию.

— И к тому же циничны. А как же светлейшее из чувств? Разве не во имя него благородные лорды совершают подвиги на страницах романа, который вы сейчас читаете и усердно прячете каждый вечер под подушку?

Я вздрогнула. Откуда он знает?

Граф зашёлся от беззвучного смеха.

— Да бросьте, не нужно следить за вами, чтобы знать, какими медовыми пряниками забита голова юных дев. Так почему вы мне не верите? Вы же её видели, вот и скажите: разве можно не любить Фабиану? Вам прежде доводилось видеть столь совершенную оболочку? А её голос…

Его глаза вспыхнули, как у охотника при виде окровавленной лани.

— Видимо, у меня свои представления о проявлениях любви, милорд.

— Ах, вы о вчерашнем… вы любите пирожные, мисс Кармель?

На столике между нами стояла принесённая мною тарелочка, так что вопрос был праздным.

— Да, милорд.

— А какое ваше любимое?

— Эклер с ванильным кремом, милорд.

— А вы могли бы съесть два таких эклера разом?

— Пожалуй…

— А пять?

— Это было бы затруднительно.

— А десять?

— Едва ли это возможно.

— Так вот представьте, мисс Кармель, я тоже очень люблю пирожные — ореховые корзинки, если быть точным. Настолько люблю, что начинаю их есть и уже не могу остановиться: во рту приторно сладко, аж до тошноты, живот скручивает от боли, но я продолжаю через силу запихивать их в себя. Чувство престранное: и сладостно и гадко. Я знаю, что остаток дня мне будет очень плохо, но завтра я пойду за новой порцией. И кто в этом виноват: пирожное, оттого что оно такое заманчивое и хорошо пропеченное, или я, потому что, зная о последствиях, продолжаю его есть?