Дом, где живет чудовище - Мара Вересень
— А вот это как раз не новость. Вокруг тебя всегда полно особ разного рода занятности. Как ты их только не путаешь?
— Даю им прозвища. Птичьи. — Ланс улыбнулся.
Вот такая улыбка, похожая на отточенное лезвие, надменная, но не лишенная привлекательности, больше всего не нравилась Аларду в Лансе, но отчего-то как магнитом приманивала к приятелю девиц всех возрастов и сословий.
— На какую из птиц была похожа твоя занятная?
— Я не смог сходу придумать, тем она и привлекла. Сидела с книгой на скамейке, в строгом платье, серьезная, как воспитанница одной из этих специальных школ для благородных бесприданниц, что потом работают гувернантками. А еще она посмотрела на меня как на пустое место.
— Неужели у кого-то хватило прозорливости? — ухмыльнулся Алард.
— Ты невыносим, Эдсель, — скривился Ланс. — Тебе еще не надоел твой мрачный образ?
— А тебе не надоела игра в дознавателя, благородный сын благородного семейства, наследник несметных сокровищ и прочая? — вопросом на вопрос ответил Алард.
— Отнюдь, всякий развлекается по-своему. — Лансерт, облокотившись на столешницу, лениво пощипывал лепестки стоящих в вазе цветов. — Ты изображаешь нелюдимого зловещего затворника и одним своим появлением на улице Статчена распугиваешь все женское поголовье от пяти до пятидесяти, а я балуюсь расследованиями. Да и что сказать, шеф жандармов в таком милом захолустье, как Статчен — настоящий рай. Птички, солнышко, свобода. Я же, в обмен на сию прекрасную жизнь, согласен иногда навещать родственников, которые прочат меня в наследники, даже если для этого приходится мотаться в Аарону.
Все это Аларду и так было известно. И про Рамана Лансерта с его непыльной должностью и ааронрийским дядюшкой и про себя. Про себя — особенно.
Кофе закончился и сидеть в кафе больше смысла не было, потому Эдсель простился и не спеша, все равно торопиться некуда, двинулся к выходу из города.
Обедал он в еще одном кафе на окраине, после чего все так же, не торопясь, вышел к берегу моря и побрел вдоль по пляжу. Отдыхающие не жаловали это место — слишком глубоко, много камней и неудобный спуск. Здесь были только чайки и ветер, который тоже ощутимо дрожал, предчувствуя грозу.
Но гроза началась раньше ожидаемого и совсем не с молний.
Сразу Алард задержался на тропе, а потом ему вдруг пришлось сделаться спасителем безрассудных девиц, необдуманно облокачивающихся на древние изгороди над обрывом.
Стояла, пахла этим странным горьким запахом, который даже розы не могли перебить, и вздрагивала руками, будто хотела стянуть разошедшееся на груди платье, но никак не могла решить, стоит ли это делать. Выговорил за дурость. Элира, судя по расширившимся зрачкам, мало что понимала. Но на последнюю фразу удосужилась кивнуть. Тогда Алард развернулся и ушел.
Его нервировал запах и донимала досада, что девица добралась до его укромного уголка в саду. Но не сунься Эдсель вытаскивать мисс Дашери, не заметил бы на серпантине кое-что, чему там быть не стоило.
То, что он опоздал к началу с таким трепетом ожидаемой грозы, была, в основном, его собственная вина, но винить хотелось болтавшуюся непонятно где девицу. Вот зачем, спрашивается, торчал на балконе, дожидаясь, когда она соизволит явиться в дом? Однако когда тетушкина помощница ворвалась в дверь, будто бежала от ливня в ужасе, Алард испытал очередное странное (что ж, такой уж день) чувство — облегчение.
И это были еще не все нелепости. Инцидент в столовой, куда проголодавшийся после поздней прогулки лорд Эдсель заглянул наобум, стал лишним подтверждением, что устоявшийся в доме порядок нарушен окончательно и бесповоротно.
Глава 4
Если окружить себя делами, переживать о пережитом будет некогда.
Я провела грозовую ночь так же, как прочие до нее. Какие-то были более спокойными, какие-то как эта, когда мне не удалось полностью отгородится от назойливого прошлого, и оно в очередной раз явилось взыскать за содеянное. Оно, он. Просто теперь я буду знать, что окошко в ванной тоже нужно проверять.
Мадам Дастин отметила утром и помятый вид, и запавшие от бессонной ночи глаза, но ни слова не сказала о неубранной со стола посуде и моей забытой там же шали. В столовой и правда был порядок, я просто отнесла туда завтрак, как обычно. Поглядывая на вход, поиска шаль, надеясь, что она лежит где-то на кресле. Но, наверное, служанка, что приходит рано утром протирать пыль и поливать цветы в больших вазах в простенках между окнами, все убрала. И посуду, и шаль. В первый день я еще ждала, что шаль мне вернут, но никто не пришел. И я немного тревожилась, а потом решила, что могу теперь позволить себе новую, и перестала.
Здесь как-то удивительно быстро забывались тревоги. Несмотря на рассказываемые о хозяине страшилки, в доме было спокойно. Или просто я привыкла, легко приняв предложенный ритм? Размеренный, неспешный.
С лордом Эдсель мы лично никак не пересекались. Иногда я видела его силуэт в саду или тень на балконе, не больше. В те моменты, когда он находился в холле или в столовой, шел в кабинет или в библиотеку, или к себе в комнату, я была чем-нибудь занята в другой части дома, или гуляла, или ездила с мадам на рынок.
Через день после моей злополучной бессонной ночи мы как раз отправились на рынок. Лексия оставила меня у экипажа, которым правил всегда будто спящий на ходу Ганц, а сама пошла в лавку бакалейщика, забрать заказ и обговорить новый. Я побродила рядом, потом для порядка сказала Ганцу, что отойду ненадолго и направилась к открытому прилавку, с которого торговали легкими платками и воздушными шалями. Выбор оказался неплох. Продавец сначала ждал, затем понял, что я никак не определюсь, и куда-то отлучился. Я же в раздумьях перебирала цветные, отороченные кружевом и целиком из него выполненные изделия местных и не только мастериц и не услышала, как сзади кто-то подошел.
— Вот эту, жемчужно-розовую, — раздался над моим плечом знакомый голос с хрипотцой.
Я вздрогнула от неожиданности, оступилась и наступила тому, кто стоял позади, на ногу. Дернулась, чтобы отойти, но он сделал то же самое. Жаль, сторону, куда отходить, мы выбрали одну.
Что же, теперь я точно знаю, что у Аларда Эдселя каменной твердости не только грудь, но и подбородок. Надеюсь, он не прикусил себе язык, потому как
