Тигр в камышах - Сергей Беляков
Порой показываются конструкции совершенно неизвестного мне назначения, которым уместно было бы гордо стоять в павильонах Нижегородской Технологической Выставки, дразня недоверчивого иноземного атташе превосходством отечественной инженерной мысли.
Тут было впору заблудиться.
Но вот тьма расступилась, и перед нами открылся ярко освещенный зал.
Я замер: Агесандр Родосский позавидовал бы такому типажу.
Мощный, атлетически сложенный мужчина, голый по пояс, с торсом в искрящемся бисере пота, вступил в неравную борьбу с черными жгутами резиновых змей. На том месте, где в скульптурной композиции полагалось быть сыновьям, все шипело, ухало, лязгало и пыхтело; поблескивали латунью небольшие крутобокие котлы, размеренно двигались поршни, на круглых циферблатах подрагивали стрелки.
Анна решительно подошла к чудовищному агрегату и потянула рычаг останова конструкции.
В обиженном шипении и подвывании замедляющего ход аппарата послышался ее строгий голос:
— Стисл, у нас гости!
С шумом отдуваясь, мужчина выпростался из опутавших его руки жгутов и, подхватив с одного из выступавших рычагов полотенце, промокнул им лицо, голову и мощный торс. Обтираясь, он обратился к нам хрипловатым, чуть запыхавшимся голосом:
— Прошу извинить меня за неглиже, господа! Согласитесь… Каждый по своему справляется с испытаниями, которые посылает нам судьба. — он наклонил голову: — Усинский Мстислав Игоревич…
Мы с Ханжиным представились.
— Дивная машина, право… — сказал Ханжин, с любопытством оглядывая агрегат.
— Экзерсисная машина, господа. Аргентинская сборка, конструкция Арнолднеггера — Силвестрони… Помогает даже человеку моих преклонных лет поддерживать комплекцию, или шейп, как новомодно глаголют по-аглицки.
«Преклонные года» оказались явно благосклонными к Усинскому. Пышущие жаром щеки, крупный нос римского укладу, шевелюра кучерявых волос, намокших от усердия. И — стать. Крупная, не по-знатному, кость, плечи борца. Полная противоположность сестре.
— Я в долгу перед нашими гостями: пригласила было их поужинать в ресторации, но, к несчастью, там гуляли державинские. И обошлось бы, возможно, да вот Кржижевский перебрал и стал нагличать… — Анна посмотрела на меня, блеснув глазами, — но господин Брянцев задал им урок, от которого было трудно отказаться.
Она в нескольких словах передала детали стычки «Стислу». Моя роль в ее переложении была явно более весомой, чем на деле — рассказ повеселил и Ханжина, и хозяина, но по разным причинам. Сыщик чувствовал зарождение взаимного интереса между прелестной шоффэриней и мной, а Усинский, похоже, был рад тому, что мы проучили «жупанников».
— Эта голота уже вот где у меня сидит, — он приложил ладонь к горлу. — Одни неприятности. Тормоза техногенной революции, скажу я вам. Вон мельница наша, сколько веков крутится, казалось бы, а и то как быстро мы ее приспособили к новомодным машинериям. Марыся говорила… — он осекся, как-то резко сник, словно сдулся. Накинув короткий атласный халат на голый торс, Усинский глухо сказал:
— Ганна, я надеюсь, ты не станешь возражать, если гости расквартируются в усадьбе? Господа, не сочтите за труд отужинать сегодня у меня… у нас… Ерофей, проводи гостей! — Он склонил голову и вышел из экзерсисной комнаты.
Мы с напарником обменялись взглядами. Выходило, что Усинский знал о найме Ханжина Анной. Ганной. Я мысленно попробовал произнести местное «хг» в начале ее имени. Получилось премило.
К ужину прозвонили в восемь.
Мы долго шли к трапезной в сопровождении все того же вездесущего Ерофея и его вечногорящего галогенного фонаря. Общая длина переходов и коридоров в маетке, похоже, приближалась к нескольким верстам. Таким же поразительным было гротескное сочетание самых современных машинерий с раритетными вещами и попросту рухлядью, натолканных в бесчисленных комнатах и анфиладах. Похоже, Усинский был тем еще Плюшкиным.
Трапезная, со овальным столом о двадцать четыре персоны, впечатлила даже столичных штучек вроде нас. Стол поставлен был не по центру, но в стороне, у стены, — похоже, хозяева (или хозяин) уважали танцы после обильных явств и возлияний.
Мы пришли первыми; Ерофей зажег рожки газового шанделира под высоким потолком, поколдовав немного над системой отражателей и силою подачи газа для того, чтобы насытить неяркий свет теплом, и затем тихо исчез. Отличной школы слуга, этот Ерофей.
Пока я с уважением и опаскою осматривал новомодную проекционную машину, Ханжин, сложив руки на груди, мерял шагами трапезную, дефилируя от стены к стене. Его беспокоила какая-то мысль, но я знал, что спрашивать бессмысленно, и постарался отвлечься, пытаясь запустить машинерию. Пружина была взведена, нужно было лишь найти, как включить агрегат.
— Это не совсем просто — инженеры на заводе слегка перемудрили, — словно читая мысли, произнесла Анна за моей спиной. Я обернулся; наша патронья была удивительно прелестна в темно-голубом вечернем платье, плотно охватывающем ее тонкий стан и свободно падающем складками к полу, скрывая изящность ног, в которой я уже имел возможность убедит… (в этот момент я закашлялся и поспешно отвел глаза).
Будто бы не заметив моей заминки, Анна подошла ближе и продолжила:
— Тут есть собачка, надо ее отжать, вот так, — она подалась вперед, ее волосы оказались в опасной близости от моего лица, опасной для меня, потому что мне нужно было собрать все силы, чтобы не зарыться в их нежное благоуханье… Черт побери!
Адский агрегат подпрыгнул, затрепетал, словно живой, и испустил из недр луч ослепительно-синего цвета, который уперся в стену напротив стола. Объемные проекционные дагеротип-агрегаты были в новинку даже в столице, и я совсем не ожидал увидеть такой в смуровской глуши. Выходило, что Усинский вправду был, как говорят французы, «гранд орижиналь».
Проекция на стене была нерезкой. Я покрутил фазовку обеих линз, и…
Изображение мельницы было настолько реальным, что я едва не вскрикнул от удивления, но вовремя прикусил себе язык.
Снимки были сделаны почти на закате, судя по всему. Это добавляло мрачной торжественности сооружению, стоящему на берегу небольшого озера-запруды. Мрачно там было еще и потому, что мельница была словно втиснута в узкое пространство между скалами, и ее странно-гротескное, больше походящее на многогранный тульский самовар работы модного мастера Рогожина, здание, не имеющее окон, почти висело — по крайней мере, так казалось — на невероятно большом водяном колесе.
Эпические размеры колеса завораживали. Верхний край его уходил за кромку снимка. Древесина, из которой оно было сделано, потемнела от времени, покрылась слизью и больше походила теперь на камень или… металл?
— Очень похоже, — вполголоса, совсем рядом, сказал Ханжин. Положительно, мне следует контролировать себя получше: привычка разговаривать вслух как следствие головной контузии известна медикам…
Я вдруг осознал, что Ханжин исчез практически сразу после нашего прихода в трапезную. По блеску его демоновых глаз я понял, что отсутствие сыщика не было
