Булыга Сергей - Ведьмино отродье

— Да.

— Тогда чего стоим? В подвал! Ар-р, порс!

Что ж, порс так порс; сошли в подвал, в секретную. Там на столах и верстаках были навалены какие-то детали, инструменты. Ларкен важно расхаживал по мастерской и то рассказывал, а то показывал, давал даже потрогать, покрутить. Его ну прямо распирало от гордости. Ар-р, ну еще бы! Ведь наконец Рыжий молчал, покорно слушал его и не спорил, а, как и все они, поддакивал, кивал — всему, чего бы не услышал. Ну а Ларкен уже притворно удивлялся:

— Ар-р! Да ну что вы все?! И ты не понимаешь, что ли? Ну ладно если б я, уже старик, нюх потерял, это было б понятно. А ты чего?! Оно вот так вот: здесь и тут, отсюда, представляешь? Конечно, дел еще полно, да, кое-что пока не сходится. Но ты прикинь! Вот, скажем, ночь — хоть глаз коли. Или туман… А я все вижу! И от меня тогда уже никто не скроется! Ну, я не сам, конечно, вижу, нет, а вот посредством этого всего, я называю это узнавателем. Опять не понимаешь? Ар-р! Вот, подойди сюда и мел подай, я начерчу; вот, воздух — он не пустота, ты ж знаешь, что он как вода, но не такой густой, а если в воду бросить камень… А эхо — ты в горах бывал? Так эхо — это возвращенный звук: звук полетел, ударился о гору и вернулся. А я хочу, чтоб звук летел и ударялся о корабль, то бишь нашу искомую добычу, и возвращался бы, и сообщал… И вот рисую, вот, смотри! И…

Битых три часа, а то и все четыре Рыжий провел в подвале, слушая Ларкена. И…

Ф-фу! Флаг-спец устал-таки, проголодался. Ну, наконец! Пошли, пришли в застольную. Стюард быстро собрал обильный ужин. Ларкен на этот раз и вовсе не закусывал, а только пил и с жаром вспоминал, как он, недоучившийся школяр, однажды разыскал двойную желтую жемчужину и как… неважно как, но ведь заметил же и ведь сообразил, что это значит, потом еще два года бился, улучшал, испытывал, и, наконец, стакнувшись с тайнобратьями, представил им чертеж искровика, но те конечно же подняли дикий вой и принялись кивать на Равновесие, стращать, что эта штука все разрушит и потому ее нужно забыть, а чертежи порвать… И он тогда бежал. Сюда, в Ганьбэй… Так ведь и здесь не приняли! Но денег, правда, малость отжалели… А как они тряслись за них! И как пугали, что, мол, если вдруг, не приведи Аонахтилла, не заладится… Но тут как раз все и заладилось! Его секретная депеша — да-да, она, а не гонцы и не сигнальные дымы — тогда спасла Мамайс от разорения, и вот только тогда они все поняли, насколько ж им полезен искровик… Да нет, не им, а лишь ему — Кроту. Ибо здесь все — ему, здесь все — его. Не веришь? Х-ха! Девять замков на Башне, ну и что? Туда есть тайный ход, и Крот, когда захочет, берет оттуда деньги. Смеется, говорит, что капитал должен работать. Он и работает! В Далянии, Фурляндии, Горской Стране, даже у вас, у дикарей, — везде все куплено, все куплены. Да он даже не крот — паук, а паутина у него крепка и, главное, невидима, и будь ты хоть о девяти умах… А ведь кто плел ту паутину? Я и плел! Тот, первый искровик, который спас Мамайс, бил только на два перехода, Крот гневался и требовал еще, еще, и я все улучшал и улучшал конструкцию, а стукачи все волокли и волокли мои искровики все дальше, дальше, дальше — и вот уже весь Континент ими опутали, все нити сведены сюда, и Крот их всех — и страны, и моря — держит вот здесь, у себя в кулаке, а я… А я как был никем, глупцом и неудачником, так им и остался. А! Пропади оно все пропадом: налей! Еще! Еще! И…

— Вва! Ва-ва! Зачем мне г-голова?! — взревел Ларкен песню гребцов с открытой палубы. — Мне парус — вва! Мне лапы — вва! Рви — вва! Дуй — вва! и подскочил и дико закричал, и засвистел, пошел было плясать да крендели выписывать…

Упал, глаза закрыл и дико, страшно, глупо засмеялся. Рыжий помог Ларкену встать, а после вместе с Бейкой вел его, поющего-кричащего, и заводил в каюту и там укладывал в гамак — старый моряк и здесь, на берегу, жил по-походному и тюфяков и пуфарей не признавал, — а после еще ждал, пока флаг-спеца укачает и он заснет…

И наконец Ларкен затих. Рыжий, брезгливо отдуваясь, поспешно вышел в коридор. Следом за ним метнулся Бейка и, забежав вперед, спросил угодливо:

— Вам уже тоже постелить?

— Да, несомненно. Но только чтоб не здесь.

— А где?

— Н-ну… хоть в библиотеке.

— А как стелить? Тоже гамак?

— Нет, — усмехнулся Рыжий. — Я ведь не буян. Пойдем!

Вдвоем они поднялись на второй этаж, вошли в библиотеку. Пока стюард стелил, Рыжий прошел к окну, раскрыл его…

И так и замер. Ночь была темная, безлунная, и ничего нельзя было увидеть: Рыжий лишь чуял ветер, жаркий да соленый, да слышал гром прибоя, вот и все. А был бы ясный день, и что б тогда ему открылось? В шторм буруны, в штиль — просто синева до горизонта, и снова вот и все. А что за горизонтом, то…

Шаги! Дверь скрипнула!.. А, пустяки. Это стюард ушел. И пусть себе идет. Сейчас он спустится к себе и ляжет, и заснет. И спит Ларкен. Спит весь Ганьбэй — внизу ни огонька…

Гонг! Значит, уже полночь. Во Внешней Гавани на кораблях прошло движение — это сменялись вахты. Здесь, кстати, лучшие из лучших кораблей и лучшее оружие, и лучшие спецы, и значит, только здесь, и то это еще пока что неизвестно, могут рискнуть отправиться на поиски… Но хочет ли того монета? Ведь ты же видел сам, как адмирал ее испытывал, но все было напрасно, монета не ответила ему и, значит, Южный Континент не для него и вообще не для ганьбэйцев, и, значит… Ничего это не значит! Ночь, спать пора, а там что будет, то и будет. И Рыжий, затворив окно, прошел за шкаф и лег там на пуфарь, нащупал когтем сонную артерию, нажал на нее раз, второй…

И снился ему сон — должно быть, очень страшный, ибо проснулся он, когда еще не рассвело, и был он весь в поту и задыхался… Но вот о чем был сон, Рыжий так и не вспомнил. Лежал, смотрел на книжные шкафы, обдумывал вчерашнюю беседу с адмиралом. С Ларкеном что? С Ларкеном все понятно, а вот Вай Кау, этот крот, ох, он хитер, ох, изворотлив, ох, коварен! И в то же время… Гм! Странно все это, странно. И так, размышляя о том да об этом, Рыжий лежал, лежал… И вдруг вскочил, быстро спустился вниз, в застольную, и, наскоро позавтракав остатками вчерашнего, опять пришел в библиотеку. Не будучи уверенным, с чего ему лучше всего начать, Рыжий решил действовать наобум: открыл тот самый шкаф, возле которого ему было постелено, взял с нижней полки самый крайний том — в нем, оказалось, были собраны отчеты прошлогодних рейдов, часть пятая, вне плана. Рыжий открыл его на середине и прочел: «На траверзе Малот взят приз. Добыча — жемчуг, кожи. Груз продан, экипаж заложен под проценты. Доход… Расход: при абордаже ранено… Убито… Заплачено наследникам… Итог…» Перелистал, опять прочел: «На рейде Кабакулько. Без выстрелов. Зерно, солонина, железо, вино — согласно уговору. Текст уговора прилагается. Кредит…» А вот еще один, в тисненом переплете, том; в нем деловая переписка. Рыжий открыл его… Нет, здесь ничего не прочесть — одни шифровки, — но по гербам легко можно понять, откуда те шифровки присланы. Их не сожгли после прочтения, а берегут; прошили, пронумеровали. Их, если что, всегда можно достать и огласить, где надо…