Вероника Иванова - Осколки (Трилогия)

— Смотрю, и тебе местная водичка не по вкусу пришлась.

— Пожалуй. Хотя, если из городских колодцев вообще пить невозможно, придется терпеть эту.

— Наверное, вы к такой холодной не привыкли, — поспешно предложил свою версию событий Руми. — Вы подождите, пока чуть согреется: потом и попробуете.

Я попробовал, но впечатление оказалось еще хуже: сладость приобрела гнилостный привкус, живо напомнивший мне аромат подпорченного мяса. Что за напасть такая? Может, я заболел? Знаю, бывают такие болезни, во время которых самый лакомый кусочек проглотить невозможно, в лучшем случае он будет казаться пресным, как лепешка, испеченная в Неделю Очищения, а в худшем… Нет, о плохом думать не буду. Правда, должны еще присутствовать насморк и повышенная температура тела, а этих признаков недуга я у себя не нахожу. Списать все на усталость и раздражение, вызванное непредвиденной задержкой на пути? Или объяснить вкус воды теми рудами и каменными породами, через которые она пробила себе дорогу на свободу?

Ты как думаешь, драгоценная?

«Думаю, ты прав в обоих случаях…» — лениво высказала свое мнение Мантия.

Точно?

«Не вижу противоречий… Плохое настроение способно испортить удовольствие не только от пищи и воды, но и от других земных услад, а неся в себе пылинки разных веществ вода вольно или невольно вбирает в себя их качества… Все правильно…»

То есть, возникли обе причины?

«Вполне возможно…»

Но почему другие люди пьют эту воду без малейшего затруднения и находят очень приятной на вкус?

«Ты сам ответил на свой вопрос…»

Как это?

«Другие «люди»… Несмотря на полное внешнее соответствии, ты человеком не являешься и являться не можешь… А если вспомнишь, что твоя оболочка вмещает по меньшей мере двух, а если считать и меня, то целых трех разных существ, удивляться несколько отличным от людских норм реакциям странно, не находишь?..»

Пусть это будет правдой, но…

«Это и есть правда…» — перебивает Мантия.

Она меня не радует.

«А где ты видел, чтобы она хоть кого-то хоть когда-то радовала?..» — Хмыкает моя подружка. — «Погоди, ты еще с Зодчим Истины лицом к лицу не встречался: вот уж кто одним своим присутствием может вызвать потоки горючих слез!..»

Зодчий Истины? Это что за зверь?

«В самом общем случае это человек, впрочем, встречаются и представители других рас… Просто люди наиболее восприимчивы не только к внешним магическим полям, но и к полям чувств, пронизывающим пространство там, где есть хоть одна живая душа…»

Имеешь в виду что-то вроде моей «паутинки»?

«Да, крайне похожая вещица… Такие ниточки протягиваются от каждого существа, начиная с момента его зарождения, и остаются очень долгое время после смерти…»

Потому что, как и всякая нить, имеют два конца?

«Конечно… И второй конец нити, как правило, привязывается к другому человеку, а то и предмету или месту… Ты можешь почувствовать их, когда выпустишь в параллель свои… Попробуешь?..»

Прямо сейчас?

«Самое подходящее время!..»

Да, ты права, драгоценная.

Мы выехали на опушку леса, и Руми придержал лошадь, гордо поворачиваясь к нам с козел:

— Красивый город, правда?

Нарядно-белый пояс городских стен с пряжками-воротами. Сбегающие по холмам вниз-вверх, вниз-вверх, узкие улочки. Выцветшая черепица блеклых крыш под ярко-синим пологом неба, такого темного прямо над головами, что кажется: стоит немного напрячь зрение, и разглядишь звезды. Силуэты кораблей, замерших у причалов и редкие точки лодок в лазури моря, окутанного вуалью дымки, как невеста. И раскаленный солнцем воздух, звенящий не хуже клинка.

— Правда, — кивнул я.

Мэтт ничего не сказал, но и в его молчании чувствовалось если не восхищение, то признание красоты приморского города.

«А теперь взгляни на него изнутри…» — мягкий совет.

Конечно. Сейчас.

Я прикрыл глаза, и сознание, выступив из тени на свет, расплавилось и потекло вниз по улицам крохотными ручейками, с той лишь разницей, что не огибало препятствия, а проходило сквозь них.

Душа Вэлэссы тоже изнывала от жары и молила богов о ниспослании дождя на начинающую иссыхать землю, но мольба эта была терпеливой и смиренной, как еженедельное пение жриц перед алтарем, не имеющее целью немедленное исполнение просимого, а только удостоверяющее небесных жителей в непреходящем уважении жителями земными. Размеренное, сонное дыхание повсюду, от торговых рядов до окраин: и вдох длится целую вечность, и выдох невыносимо длинен и тяжек, так тяжек, что его окончания и хочется дождаться поскорее, и поневоле тревожишься, что вслед за ним не последует больше ничего. Вязкая дремота тел и душ, утомленных зноем, безразличная и унылая…

Одна из ниточек «паутинки» запуталась между моими спутниками, и я вздрогнул, наткнувшись на их поля, так разителен был контраст с объединенным полем Вэлэссы.

И Мэтт, и Руми дышали и чувствовали совсем в другом ритме: не менее жарко, но живо, бодро, даже жадно, делали вдох, не дожидаясь окончания выдоха, а не раздумывали, стоит ли еще напрягать легкие. Ни тени сна. Хотя… Я позволил еще одной ниточке обвиться вокруг Румена. Неужели показалось? Нет, мне пока рано упрекать себя в рассеянности, свойственной старикам: глубоко-глубоко, но зернышки дремоты прятались и там. Крохотные, едва заметные, слабенькие, как тлеющие угольки. Но если снабдить их подходящей пищей, они непременно взовьются вверх пламенем. Как любопытно… Наверное, эта «сонливость» свойственна всем местным жителям. Особенность природы. Качество крови. Да, похоже, так и есть.

— А сам не хочешь камни потаскать? — Поинтересовался Бэр, но сделал это только, чтобы «выдержать лицо», а не намереваясь препираться по-настоящему.

— Представь себе, нет, — ответил я. — Да и от работы на природе кроме пользы вы ничего не получите.

— На природе? — Простонал Хок. — Это не природа, а самая настоящая кузня! Дышать невозможно!

— Ну, пока у тебя хватает сил и дышать, и возмущаться, значит, не все так страшно.

— Ага, вы-то оба будете дремать в тенечке!

— Положим, дремать нам некогда: надо прибраться в доме, разобрать оставшиеся припасы и распределить их на как можно большее количество дней.

— Зачем? Мы же отправляемся на заработки, — сдвинул брови лучник. — Будут деньги.

— Они пойдут на оплату жилья.

— Ну не все же!

— Будете отлынивать от работы, все. До самой мелкой монетки.

— Сам бы попробовал… — пробормотал под нос Хок, а Бэр привел последний и самый весомый, как ему казалось, довод: