Исход благодати (СИ) - Зеленжар О.

Морские боги прихотливы. Порой они жаждут крови не героев и мудрецов, а зеленых юнцов. Иначе нельзя было объяснить, почему Скат подозвал Ондатру в свою нору и молвил:

— Ты переменился. Я помню тебя мальком, заморышем, чудом не сожранным в ясельной заводи. Недорослью, на голову ниже всех прочих. Ты выжил, и я все еще не понимаю, как, учитывая твой изъян. Боги, наверное, любят шутить, и ты — их очередная забава.

Посмотрев на старейшину исподлобья, Ондатра злобно оскалившись. Эти слова были оскорбительны. Не важно, на каком уровне иерархии ты находишься, но уважение к тому, кто стоит выше, не равняется унизительному копошению у его ступней. Он не какой-то морской червь.

— Вызываешь меня? — губы Ската растянулись в неожиданном оскале улыбки. — Ты и правда не такой, каким я тебя видел. Раньше мне казалось, что старик зачем-то оберегал тебя, это было мне отвратительно. Поврежденное наследие не должно было стать частью племени, и я старался, как мог, изжить тебя… Старик мертв, а ты все еще здравствуешь, да еще и побеждаешь в поединках тех, кто выше. Как это объяснить?

Он испытующе посмотрел на Ондатру, и его зрачки в полумраке норы казались двумя черными безднами.

— Я сильный, — прорычал молодой охотник, — и рост тут ни при чем. Копье, разделенное пополам, остается смертоносным.

Скат снова оскалился:

— Да будет так. Пусть решают боги. Я хочу, чтобы ты отправился на охоту за морской костью. По обычаю, ты можешь выбрать себе правую и левую руку.

Ондатра затрепетал от радости, но приказал себе сдерживаться.

— Моя правая рука — Дельфин, а левая — Буревестник.

Так он и попал на борт безымянного промыслового судна, а с ним и его старшие братья. Теперь каждый из них имел шанс стать полноценным охотником племени, завоевать возможность размножаться. Для Ондатры это было уже не важно, но братьев он не мог оставить в стороне, слишком многим был им обязан. Каждый из них осознавал риск, и никто не отказался.

Утром дня отправления, когда небо меняло окраску, словно огромная каракатица, Итиар провожала Ондатру в дорогу. Долгие объятия, ласковые слова и сладкий запах заставляли красного зверя ликовать. Ради этого стоило идти в море, на риск, на кончики зубов Извечного. Итиар погладила парня по плечу, а затем повязала на него длинную красную ленту. Ондатра провел по ней пальцами, ощущая ритмичный выпуклый рисунок.

— Оберег, — прошептала Итиар. — Чтобы боги приглядывали за тобой. Это означает, что мое сердце бьется для тебя.

Ондатра не знал, каким богам молится девушка и захотят ли они помочь ему, но он не сомневался в последнем. Ее горячее сердце трепетало под кожей мягким ласковым стуком, сладостней прибоя на пляжах Нерсо.

Корабль отплыл. Первые пять дней он шел неспешно. Однажды ветер и вовсе иссяк, и тогда все дружно легли на весла, толкая его вперед. На седьмой день боги, наконец, оживили ветер, и корабль стремительно понесся, огибая южное оконечье Нерсо по широкой дуге, прямо в пролив между двумя огромными островами. Здесь, в Воротах Ветров, как его называли двуногие рыбы, и следовало поджидать мигрирующих Извечных.

Главным на корабле был старый опытный охотник по имени Барракуда. Он приказал приспустить паруса. Экипаж корабля расторопно выполнил распоряжение, и тут же другие охотники развернули бортовые гарпунные пушки. Огромные, с длинными зазубренными копьями на веревках толщиной с руку. Такими сподручно бить кита, но не Извечного. Спина у него, что камень, не пробьешь ни одним копьем. Здесь, у входа в пролив, опасаться стоило человеческих кораблей, и нацеленные в мачты противника пушки были единственным оружием обороны промысловых судов.

Ондатра замер у борта, зажав в ладони короткое гладкое копье, привязанное к его плечу длинной лохматой нитью. Рядом высунулась голова Дельфина:

— Волнуешься?

Ондатра коротко кивнул.

— Я тоже. Все роли выучены, но остается странное беспокойство. Будто сожрал живого осьминога, и он все никак не может сдохнуть у тебя в брюхе, ворочается и ворочается…

Буревестник, облокотившийся о борт рядом, чирикнул от смеха:

— Если страшно, можете не нырять. Водить корабль — тоже важная работа.

Братья возмущенно зарычали. Вот еще, сравнил! Охотникам и морякам никогда не быть равными.

— И вообще, ты — стрелец. Шанс умереть у тебя меньше, чем у нас с Ондатрой — фыркнул Буревестник. — Так что хватить пускать пузыри от страха.

— Что ж поделать, если ты — мазила, — поддел его в ответ Дельфин. — Нечего пенять на это. Сколько было случаев, когда проглатывали стрельцов. Каждый из нас рискует.

Ондатра вспомнил, как в мертвый ветер Барракуда подверг их испытаниям, чтобы определить, какую роль доверить во время охоты. Юркая приманка должна отделить выбранного Извечного от семейной группы, меткие стрельцы — поразить исполина в брюхо, а могучие ловчие — парализовать смертоносную пасть. Раньше Ондатра считал, что они с братьями примерно равны в своих возможностях. Вероятно, так и оно было до недавнего времени, но теперь он значительно обходил их в скорости и маневренности, Дельфин редко мазал мимо цели, даже если братья создавали ему помеху, ну а Буревестник, как был, так и остался самым бесстрашным, разве что обходил обоих в силе.

Поудобней перехватив зазубренный гарпун, Дельфин поочередно глянул на обоих братьев:

— Пусть нас всех минуют зубы Извечного.

Все трое кивнули, Ондатра коротко дотронулся до красной ленточки, затвердевшей от морской соли. Боги Итиар смотрели на него.

Корабль еще некоторое время шел на приспущенных парусах, пока дозорный не свесился с реи, указывая направление:

— Вижу семью!

Все взгляды устремились в направлении его руки. Извечные путешествовали маленькими группами. Несколько самок с детенышами и с самцом во главе. Они огибали Нерсо с юга и снова уходили на север, в обильные воды, чтобы вырастить потомство, следуя за стадами рыбоядных касаток, которыми любили лакомиться. Поток жизни, циркулирующий каждый нерест кораллов. Киты шли за рыбой и крилем, касатки — за рыбой и китами, а Извечные — за касатками.

Напоследок кивнув братьям, Дельфин и другие стрельцы организованной группой нырнули под воду. Их задача — до поры до времени схорониться, ожидая подходящего момента для нападения. От этого зависела их жизнь и успешность охоты.

— Выждем, — сказал Пена, поджарый, словно сельдь, лидер группы приманок.

Ондатра скрасил ожидание рассматриванием своего копья. Такое призвано раззадорить зверя, а не убить. Вздохнув, он крепко сжал его в ладони.

Наконец, Пена дал знак нырять. Группа разделилась на три команды, каждая из которых заняла свое положение в толще воды. У поверхности плыли особи с ярко раскрашенными пузырями, их задачей было отмечать подводные перемещения Извечного для тех, кто находился на борту корабля. Две другие рыбными косяками устремились по направлению к семейству.

Сумерки океана казались безжизненными. Здесь не было пестрой кипучей суеты мелководья, и лишь протяжные стоны Извечного разносились в воде, напоминая жалобы старика. Далеко под брюхом — черное дно, еще холодней и тише, чем эти серые сумерки. “Если я стану водой, никто не сможет меня убить или ранить, — внезапно подумал Ондатра. — Надо стать водой”.

Далеко впереди показались большие черные тени. Пена, плывший во главе косяков, притормозил, показав растопыренную ладонь левой руки. Он различил пять Извечных. Правой он показал три пальца, обозначая взрослых.

— Тааауууииик! Тааауууииик! — затянул Пена зов охотящихся за сельдью касаток.

Другие визгливо подхватили его, приманивая добычу.

— Уиуиуиииик! — вторил Ондатра, разбавляя протяжные скрипы собратьев.

— Тааауууииик! — вновь крикнул Пена и поднял кулак правой руки. Спустя несколько мгновений из него показался один из пальцев, и косяк рассредоточился, продолжая петь обманную песню.

Серая тень впереди начала стремительно увеличиваться. Сердце в груди Ондатры затрепетало. Это был очень опасный момент охоты. Следовало подманить Извечного как можно ближе к судну, отделить от семьи и при этом не попасться к нему в пасть. Здесь все решала скорость.