Дмитрий Ахметшин - На Другой Стороне

Но он так и не пришёл. Они могли бы чувствовать себя свободнее.

Осмотрев ступеньки, Денис сделал вывод, что на верхний этаж давно никто не поднимался. Он тоже не стал. Желания смотреть на старую свою комнату не возникло.

— Похоже, папа, здесь больше никого нет, — пробормотал Денис. — Хочешь, сходим на кладбище. Хотя я предпочёл бы уехать отсюда как можно быстрее. Меня снова мучают дурные предчувствия.

Папа как обычно промолчал где-то глубоко внутри, и Дениса полностью это устроило. Он не представлял где сейчас на самом деле отец и жив ли он, и если да, то был ли здесь, когда мать умерла. Его по какой-то причине совершенно не удивило отсутствие родителя. Он сам давно уже стал сам себе отцом — таким же неприветливым, бородатым, неловким в движениях, словно большой доисторический зверь. С мешками под глазами и обветренной, шершавой на ощупь кожей.

Денис повернулся и вышел прочь, под сень ёлок. Верхушки их трещали в вышине, задевая небесный свод. Зачем он сюда приехал?.. Для какой цели? Уж точно не претендовать на наследство. Пора было думать, как ехать обратно.

Он всё ещё сидел на ступеньке, ожидая пока солнце, словно кусочек сахара, растворится в окружающих постройках, когда его окрикнули:

— Эй! Привет!

В дверях соседнего дома стояла девочка. Должно быть, она вернулась с учёбы — с плеча свисал белый рюкзачок. Интересно, куда ходят учиться дети теперь, когда школы не стало? Возможно, Денис что-то пропустил, когда был в своих нескончаемых походах, и все школы теперь стоят заброшенные, а дети, ступая за порог, превращаются в длинногривых мустангов, постигают науку привольного бега и поедания луговой травы… науку пить из естественных водоёмов.

Ничего не говоря, он помахал ей рукой. Девочка не была похожа на кого-то, кто первым заговаривает с незнакомцами. Однако Денис не был уверен, что они такие уж «незнакомцы». Что-то было в ней такое, из-за чего ржавые шестерёнки памяти глубоко в голове начинали скрипеть и с гудением в ушах проворачиваться. Денис поскрёб затылок: возможно, именно там эти шестерёнки и находились.

Впрочем, это невозможно. Девчонке на вид было не больше тринадцати.

Она смущённо улыбалась.

— Здесь жила женщина, но она умерла две недели назад. Вы пришли на похороны? Я могу сказать, где она похоронена. Значит, вам нужно попасть на городское кладбище — отсюда на четырнадцатом автобусе. А там — семнадцатый ряд, место номер двадцать семь…

— Я приехал издалека, — сказал Денис, пожав плечами. Вряд ли это тянуло на разумный ответ. — Ты давно здесь живёшь?

Он силился вспомнить, кто жил здесь, когда он вынашивал свои грандиозные планы побега. Впрочем, наверное, эти мысли в то время заполняли его целиком, и ни на что другое времени и пространства просто не оставалось.

— Всю жизнь, — девочка повторила его движение плечами.

— А твои мама с папой?

— Ещё дольше, — незнакомка рассеянно улыбнулась, осознав нелепость ответа. — Так вы поедете навещать бабушку Марту?

Бабушка… Денис с трудом связал это обращение со своей матерью, которую он помнил всё ещё грациозной, как лань, любительницей длинных пышных юбок. И всё же, какое у этой малышки знакомое лицо! Мужчина безотчётно дёргал себя за бороду, словно надеясь таким образом вытянуть верную мысль. Может, он бегал и играл в одной песочнице с её матерью?

— Как тебя зовут? — спросил Денис.

— Варвара. Все зовут меня просто Варей.

Денис прочистил горло и произнёс гортанно:

— Варра.

Девочка засмеялась.

— Нет. Одно «эр». Ты что, из другой страны?

— Из какой-то своей собственной. Но приехал я на поезде. А почему ты со мной заговорила?

— Ну как… — девочка растерялась. — Я хотела помочь. Не видела никого здесь уже почти месяц.

Кажется, она жалела об этом своём неосмотрительном шаге. Человек, которого она видела перед собой, напоминал кого-то, кто заплутал в этих четырёх ёлках давным-давно — с тех пор, когда они были саженцами ростом на полголовы меньше её. Рубашка у него старая и с огроменными заплатками на локтях, ботинки такие, словно в них прошли множество километров, съезжая по мокрой после дождя траве с вершин холмов глубоко в болота. Может, где-то между второй и третей елью есть застарелая, покрытая ряской лужица… а лицо — оно доброе (хоть и угрюмое), но выглядит, как лицо на потемневшей от времени монетке. Наверное, он думает, что она, Варя, всего лишь мираж, вот и удивляется… Наверное, стоит войти под сень этих елей, ухватиться за чёрную мозолистую руку и вывести его в настоящий мир.

Только вот кто в здравом уме на это решится?

Так или иначе, Варе отчего-то вдруг очень захотелось доказать незнакомцу, что она настоящая. У неё в рюкзаке чудо из чудес — бумажный змей, который она купила в подарок младшему братику. И пусть ему нет даже года, пусть крошечные ручки ещё не способны самостоятельно держать верёвки и направлять полёт искусственной птицы, она была уверена, что мальчишка будет смеяться, когда жёлтые крылья поймают восходящие воздушные потоки и рвануться в небо.

Этот мужчина — не её младший брат, но, возможно, змей ему тоже понравится. Возможно, он даже захочет посмотреть на полёт воздушного змея, и тогда она спрячется за дверью и будет смотреть в глазок, куда он потом пойдёт и будет ли рад, что выбрался наконец из чащи четырёх ёлок.

Дениса в свою очередь мучило странное желание — хотелось заглянуть в окна этого дома; он будто ожидал увидеть там, внутри, все когда-то потерянные вещи. Возможно, они вовсе не потеряны, возможно, мама, утратив надежду увидеть Дениса вновь, отдала его игрушки и любимые книги соседям.

— Ну, я, пожалуй, уже пойду, — сказала девочка. — Мама волнуется. Вы это… лучше не сидите здесь. Вдруг дождь пойдёт. Вон, туча надвигается. Если хотите, я дам вам зонтик, у меня есть ненужный.

— Да нет, — сказал Денис. — Я не промокну.

К тому времени он уже был готов действовать. Подождал, пока за Варей закроется дверь, поднялся, отряхнув со штанов еловые иголки и, завернув за угол, углубился в полумрак между двумя домами. На первом этаже окна дома его детства были наглухо закрыты, за бликующими стёклами Денису то и дело мерещилась каменная кладка. Впрочем, он не больно-то туда смотрел. У соседского дома, напротив, окна распахнуты и деликатно, словно ресницами, шевелят шторами. Впрочем, как ни приглядывайся, ничего не видно. Потолок выложен чёрной блестящей мозаикой. Сам воздух там, кажется, состоит из затемнённого стекла. На подоконнике много цветов, но выглядят они, будто вырезанные из картона.

Денис, по колено в зарослях крапивы, добрёл до другого угла и обнаружил, что у Вариного дома нет задней стены. Будто его собирал из конструктора слишком уж рассеянный малыш, детали и кубики падали из его ручонок и пропадали навсегда. Их поглощал песок, и малыш, предчувствуя нагоняй от мамы, бросил в песочнице недостроенный дом на ночь, надеясь свалить всё на ночных зверушек, таких, с рыжей шерстью на спине, с перепонками между пальцев и смехом, который часто, в самые густые ночные часы, принимают за писк ночных мышей или пение какой-то бессонной пичуги.