Далия Трускиновская - Несусветный эскадрон

– Ну, парень, смотри, не опозорься! – вдруг сказал пожилой усатый мужчина, которого до того Мач в компании и не примечал. – Хозяюшка, неси ему кружку! Сколько там в бочонке осталось?

– Да больше половины! – весело воскликнула хозяйка, довольная, что избавится от пива. Погода стояла жаркая – и велик был риск понапрасну загубить весь бочонок.

– А если не справится? – подал голос из-за большой миски с капустой крепенький светловолосый мужичок. У той же миски орудовала ложками и вся его компания, обутая в лапти, как оно и положено по летнему времени, но в овчинных полушубках внакидку, по которым всегда можно было признать русских плотогонов. – Как с ним тогда быть?

– Привязать хвост да прогнать в лес! – немедленно ответили едоку.

– Оплатит пиво, только и всего, – усмехаясь, но тем не менее вполне серьезно отвечал усатый. – Будет служить в корчме, пока хозяйка не решит, что долг отработан. И ублажать хозяюшку…

Эта мысль корчмарке совершенно не понравилась. Мач увидел, как насупилась круглая и вечно-довольная физиономия.

– Нет, так я не согласен! – заявил он. – Если не справлюсь – оплачу пиво. А если справлюсь – вы все вместе платите и за пиво, и за мой ужин. Я правильно говорю, хозяюшка?

– Вот это замечательно! – сразу же согласилась она. – Это будет справедливо!

Теперь, когда корчмарка была на его стороне, Мач решительно зажег свечу, прилепил ее на бочонок и подставил под кран самую большую кружку.

Дальше все шло не хуже, чем у Ешки, – были и гашение свечки, и изумление, и добродушная ругань, и смех, и в завершение – миска с капустой. Мач как нырнул в эту миску – так все сразу и поняли, что лучше оставить парня в покое, пока не заблестит дно.

Он уже подбирал последние кусочки, собираясь протереть миску хлебом досуха, чтобы ни капли не пропало, когда рядом присел пожилой усатый мужчина, брякнул на стол полную кружку пива и довольно улыбнулся.

– А что, паренек только пиво пьет? – весело обратился он к Мачу. – Ничего покрепче мать не велела?

– Пью, – с достоинством отвечал Мач. – Только немного.

– Это паренек правильно делает, – одобрительно сказал усатый, и Мач оценил вежливое обращение, не по-простому, на «ты», а по-господски, в третьем лице. – Но если паренька угостить, он ведь не откажется? Хозяин! Как там моя колбаса? В угольки не превратилась?

Мач на радостях решил, что его сейчас угостят и колбасой господской. Но напрасно он прикидывал, останется ли в желудке возле капусты место для господского кушанья. На стол была выставлена тарелка с крестьянским лакомством. Впрочем, горячая кровяная колбаса с крупой, да еще с толстым ломтем серого хлеба, тоже ему понравилась. Сперва он, конечно, посмущался, но в меру. Усатый грозно сказал, что он Мачу в отцы годится, что у него самого двое таких вот пареньков подрастают, и дай Боже, чтобы выросли такие же бойкие, как Мач.

Вприкуску к колбасе пошли и расспросы – что паренек делает в такое время да в таком месте, как это его родители не побоялись в военную пору из дому отпустить? Тут Мач знал, что отвечать, – хозяин послал в Ригу за почтой. Взрослые мужчины в их хозяйстве взяты с подводами и лошадьми служить в армию, а его, самого шустрого и сообразительного, отправили через ничью землю в Ригу – важных писем, видите ли, господин барон ждет из Петербурга. И иным путем их не заполучить.

Разумеется, Мач сам себе откровенных комплиментов не отвешивал – но разумный собеседник легко бы догадался, что растяпу в такое серьезное путешествие не пошлют. Усатый оказался как раз таким разумным собеседником, и даже чересчур – на иные вопросы ответить было затруднительно.

Мачатыню доводилось в жизни немало врать, но тут он побаивался – господин Бауман долго и свирепо объяснял ему, какой важности письмо везет он за пазухой. И парень боялся, что в его немудреном вранье усатый отыщет какую-нибудь прореху. Но тому не было нужды искать прорехи. Более того – он предложил Мачу выгодное дело.

– Паренек, я вижу, бойкий, но порядочный, – сказал он, похлопав Мача по плечу. – Так что нашел я, что искал. Этим пьяницам я бы и рубля не доверил, а хорошему человеку охотно дам подзаработать.

Он покосился на шумный угол стола. Там вспоминали, как Мач тушил свечку, и история обрастала дикими подробностями. Даже страшно было представить, во что она превратится к завтрашнему утру. А в каком виде ее будут рассказывать будущим летом?!. Может даже так случиться, что плотогон, лично видевший, как Мач зажигал и тушил цыганскую свечку, услышит лет через десяток эту байку – и не узнает ее…

Затем вислоусый собеседник вопросительно на парня уставился.

– А что господину надобно? – с достоинством спросил Мач. – Охотно услужу… за разумную плату…

– Корзиночку в Ригу доставить, – отвечал усатый. – Корзиночка не маленькая, так ведь я и заплачу неплохо. Паренек найдет в Риге на Малой Замковой улице Коронную аптеку. И передаст там корзиночку приказчику по фамилии Липински. При этом скажет, что пан Каневски кланяется и при возможности вторую такую корзинку немедленно переправит.

– Корзиночку доставить можно, – помолчав, как солидный человек, сказал на это Мач. – А заплатит мне господин Липински?

– Заплачу, разумеется, я, – и усатый полез за кошельком. – Заплачу я пареньку неплохо, даже очень хорошо заплачу. Я понимаю, что значит в военное время через ничью землю пробираться. Сколько бы паренек взял за доставку моей корзиночки?

– Десять рублей! – брякнул Мач.

Сумма была несообразная, он просто решил начать торг с шутки. Пусть усатый видит, что не с маленьким мальчиком имеет дело, а с человеком бывалым, знающим веселое обхождение на ярмарке.

– Десять рублей заплачу, – уже не прежним, покровительственным голосом, а предельно почтительным, немедленно ответил усатый. – И Липински, если даст для меня письмецо, тоже хорошо заплатит. Значит, по рукам?

На непокрытый пятнистый стол была немедленно высыпана почтенная горка меди и серебра.

Мач ошалел.

Таких денег ему никогда и ни за что не давали.

И уж во всяком случае доставка корзинки, даже увесистой, столько не стоила.

Сельскому крепостному жителю деньги вообще перепадали не часто. Были крестьяне, которых господа регулярно посылали с товаром на рынок, самолично устанавливая при этом цену. Цена оказывалась до того велика, что крестьянину частенько приходилось доплачивать самому, чтобы образовалась потребная сумма. Так что особых любителей возиться с деньгами не находилось.

Десять рублей – это пять пудов хорошей ржи, подумал Мач. Это прекрасная шуба! Да что шуба – на эти деньги можно и свадебный наряд Каче справить, если не слишком роскошествовать. А если и на обратном пути письмецо доставить?