Мария Виноградова - Тёмные времена

Грайден прекрасно понимал, что они станут теми, кто погибнет первыми же — выйти против Иных, от когтей и клыков которых гибли даже матерые охотники, было шагом навстречу смерти без надежды избежать встречи с ней. Король это знал, но не мог приказать им спрятаться, словно трусам, в отстроенных под городом подземельях, в которых могла скрыться целая армия — когда-то катакомбы как раз и создавались для ведения скрытой войны против вторгшихся в Айохэйнс захватчиков, — и не только потому, что не мог позволить хоть одному боеспособному мужу отсиживаться за спинами гибнущих солдат, но еще и по той причине, что они просто бы не послушали его, а то и оскорбились бы. Эти люди были готовы защищать свою землю и свои семьи до последней капли крови. Особенно тогда, когда противостояли им не люди, а совершенно чуждые существа — когда на жизнь покушается то, чего ты не можешь понять и постичь, с этим всегда легче бороться: перед воинами стоит безжалостный враг, олицетворение зла, а не такой же человек, посланный приказом убивать себе подобных.

К вечеру на Мерцуру опустился туман. Пока еще легкая дымка, окрасившая белые стены в грязно-серый цвет, но она уже уверенно стелилась под ногами, сгущалась в закоулках и подворотнях, оскаленным псом глядела из щелей между домами. По полосам белесого савана, мягко укутавшего улицы, разливалось оранжево-красное молоко заката, кругами расходилось по притихшему городу и подтеками крови капало со стен. Дозорные были напряжены: без устали вглядывались в темнеющую даль с восточных стен, вздрагивали от каждого шороха, готовые по первому сигналу протрубить в горн — тревожный клич должны были сразу подхватить набаты колоколен Мерцуры. Литые красавцы, изукрашенные коваными узорами, давно уже не звонили по горестным событиям, со времен Большого пожара.

Столица тогда была уничтожена практически полностью стараниями одного безумного алхимика, которому удалось изобрести или выделить из каких-то природных материалов жидкий огонь, что мог гореть даже в воде. Пламя, вырвавшись из развороченной взрывом лаборатории на волю, урчащим зверем вгрызалось в камни, дерево, плоть — и погасло само только после того, как собрало жатву, насытилось и уснуло тлеющими угольками, напоследок лизнув острыми языками королевский дворец.

Именно с тех пор власти стали пристально следить за деятельностью всех алхимиков, выдавая лицензии. Грайден тогда запретил смывать или иным способом избавляться от следов огня на белоснежных стенах обители королей — город был восстановлен, но память об этом событии не должна была изгладиться из памяти людей.

Как и в этот раз. Человек взял на свои плечи слишком тяжелую, неподвластную его желаниям ношу, забыл свое место в этом мире, решил, что вправе решать, кому жить, а кому — умереть, и в этом слепом безумии превзошел даже фейри. Такое никогда не прощается и не забывается.

Если после этой войны останется хоть кто-то, способный рассказать потомкам об этом.

— Я похож на мальчика на побегушках? — огрызнулся Неро, когда Карс, среди фейри носящий имя Снежный, бесцеремонно выдернул его из кровати, помешав измученному охотнику подремать хотя бы четверть часа.

— В двух кварталах отсюда один из ваших засел в доме и отказывается выходить, — фейри фыркнул и сложил руки на груди. — Вопит, кидается заклятиями — и откуда только сила берется? — упоминает Темного и бранится так, что даже сплавщики леса позавидовали бы.

— С каких это пор вы не можете одолеть колдуна, Высшие? — скептически осведомился Неро, натягивая сапоги и приглаживая вставшую дыбом шевелюру.

Снежный зашипел, как горячее масло на сковородке. Охотник уже усвоил, что фейри очень легко вывести из себя — стоит только поставить под сомнение их силу. Другой вопрос был в том, стоит ли играть с огнем?

Охотник получал просто невыразимое удовольствие от этой игры. Ему было смешно наблюдать за тем, как представители волшебного народа силятся доказать свое превосходство над смертными. И за короткое время своего знакомства с фейри успел здорово поцапаться с несколькими воинами из отряда, пока те не сообразили, что темноволосый ехидный мужчина просто развлекается, наблюдая за их негодованием. И тогда Неро поумерил свой пыл: его взяли на заметку, а получить клинок в спину, а то и в горло — чтоб уж видеть глаза нахала во время последнего мига его жизни, — очень не хотелось. Но иногда он просто не мог удержаться от соблазна.

Спокойной к его нападкам оставалась только золотоволосая Леверн. Неро подозревал, что только благодаря ее приказу охотник еще цел и невредим. Впрочем, особенного желания как-то задеть ее даже не возникало — фейри рассердилась только один раз, когда он случайно коснулся ее. Она отшатнулась в испуге, словно простым касанием он мог причинить ей боль.

— Не смей! — нахмурилась она, но, заметив неподдельное изумление на лице охотника, смягчилась: — Видишь эти браслеты? Они поддерживают иллюзии, чтобы вы, смертные, могли смотреть на нас без вреда для самих себя. Но они несовершенны — одно касание разрушает чары, а сейчас мы бережем силы: на этой земле наши возможности сильно ограничены.

— Прости, — искренне огорчился Неро. — В таком случае, почему Хесу удавалось проворачивать такой трюк и не опасаться, что чары спадут?

Леверн вздохнула и отвела глаза.

— Вечерняя Звезда всегда был несколько… иным, — она закусила губу. — Ты видел амулет у него на груди?

Охотник прищурился, перебирая в памяти встречи с самым проблемным товарищем, и отрицательно качнул головой.

— Он действует по тому же принципу, что и наши, — было видно, что эта тема девушке неприятна, — но питается от силы убитых им фейри. Хес может видеть и захватывать то, что является сосредоточием нашей силы — вы, люди, называете это душой.

Неро потрясенно молчал.

— В этом нет его вины, — горько произнесла Леверн. — Это его сущность — Неблагой фейри, раздираемый противоречиями, потерявшийся и постоянно ощущающий муку, сковавшую душу. Любое ваше прикосновение жжет его хуже огня, любая ваша вспышка чувств, которые вы совершенно не умеете сдерживать — как еще он сумел сохранить рассудок здесь? Знал ли Князь, на что обрекал его?

Последние слова, явно обращенные уже не к охотнику, она почти шипела, и зрачки полных ярости глаз вытянулись в вертикальные щелки, напоминая змеиные. Неро с трудом подавил желание отшатнуться — в своем бешенстве фейри заставляла холодеть от ужаса.