Марина Дяченко - У зла нет власти

Я пыталась найти Швею, но горы песка и пепла завалили склон, на котором я ее потеряла. Оберон узнал о моих поисках и очень рассердился. Я объяснила, что ищу Швею только для того, чтобы вернуть Лансу; тогда он сообщил мне очень холодно, что волшебный меч исчезает сам, когда надобность в нем пропадает, что Лансу Швея без надобности и чтобы я выкинула это из головы.

Город сильно пострадал от наводнения, но все лучше, чем нашествие Саранчи. День и ночь работали люди: выносили экспонаты из Музея Того, что Следует Помнить. Просушивали, чинили, вычищали от ила. Никто не сговаривался: после того, что случилось с Королевством, музей вдруг стал самым важным местом на земле.

Все чувствовали себя неловко. Время от времени приходилось слышать: «И как я мог забыть короля! Эх, колдовство, будь оно неладно!» Появилась традиция памятных досок: их выставляли у дверей дома и записывали, что в голову взбредет: от списка покупок на день до имен давно почивших родственников.

В кабинете Оберона навели порядок и расставили мебель. Явилась, откуда ни возьмись, крыса по имени Дора и начала мести стол метелкой из перьев. Хвост ее был привязан к спине, чтобы ненароком не опрокинуть чернильницу.

Отстраивались предместья. С каждым днем поднимались новые крыши, распахивались вытоптанные поля, в порт приходили корабли с товарами, и однажды вернулся Уйма в огромной золотой короне: вспомнив Оберона, людоеды усовестились, и Уйме удалось призвать их к порядку. Теперь он снова был королем Уймой Первым – правда, прозвище Вегетарианец он потихоньку отменил, чтобы не огорчать подданных.

По случаю возвращения Уймы устроили бал – первый бал после войны. Играли музыканты, ломились столы в большом зале, горожане разоделись в лучшие одежды. В день бала меня разыскала Эльвира.

– Лена, я кое-что хочу тебе показать…

Недоумевая, я пошла за ней в дальнюю комнату, где громоздились сундуки, пахло высушенной лавандой и стояло у окна большое зеркало.

– Примерь, – сказала Эльвира.

На сундуке лежало платье из тех, что носят принцессы. Невесомая ткань потекла между пальцами, когда я коснулась подола.

– Тебе будет впору, – сказала Эльвира, пряча глаза. – Ты так выросла…

Я хотела сказать, что в штанах и кожаной куртке мне удобнее, что я маг дороги, а не какая-нибудь фифа. Но вдруг, невесть почему, мне очень захотелось надеть это платье. Один раз примерить.

И вот я пришла на бал, отражаясь во всех зеркалах и не узнавая себя. Взгляды волочились за мной, как нити на изнанке, от этих взглядов горели уши и щеки. Принц Александр поцеловал мне руку – и с этого момента все вокруг вертелось, будто в тумане, я, кажется, даже с кем-то танцевала и даже не запуталась в подоле платья…

Оберон сказал, что я выросла. Теперь я сама это чувствовала – как человек, который в один прекрасный день ударяется головой, забыв пригнуться в дверях.

Я знала, что в любой момент могу уйти – и вернуться в Королевство по собственной воле. Но это будет другой момент. Сын Гарольда повзрослеет, Максимилиан изменится, поднимутся новые дома вместо разрушенных, в Музей Того, что Следует Помнить, принесут новые экспонаты…

Вот только посох мой сдать в музей я никому уже не позволю.

– Лена?

Фиалк вышел из темноты, белый, как молоко в густом кофе, и в первый момент мне показалось, что это он сказал: «Лена».

– Гуляешь?

Король выступил из темноты вслед за Фиалком. Я так ему обрадовалась, что не сразу сообразила, что ответить. На плечах у Оберона был серый плащ, на лбу светлела полоска от короны – после возвращения он носил ее, не снимая, и ночью и под ярким солнцем, а теперь снял, и от этого лицо его неуловимо изменилось.

Отсюда, с холма, был виден весь город, огни в порту и тени лодок на поверхности Ланса. Я очень любила это место. Почему-то именно сюда меня забрасывало всякий раз, когда я возвращалась в Королевство после долгой разлуки.

– Я знаю, что мне пора, – пробормотала я, глядя, как дрожат на воде огни. – Я знаю, что задержалась… Что все закончилось, я больше не нужна, и пора возвращаться… пора возвращаться домой.

– У нас с тобой остался недоговоренный разговор… Ты не очень устала? Можешь со мной прокатиться?

Он подсадил меня в седло, вскочил сам, и мы полетели.

Фиалк поднимался над землей и водой. В городе там и здесь горели костры, факелы, свечи – работы продолжались день и ночь. По дороге тянулись обозы, над каждой телегой покачивался фонарь, получалась длинная цепь огней, как текучее ожерелье.

– Все вернется, – сказал Оберон. – Все отстроится заново, и обыденный мир нарастет поверх волшебного, прекрасный обыденный мир, где утром солнце, завтрак, можно строить планы на лето… И когда панцирь обыденности сделается совсем тяжелым – мы опять уйдем.

Город медленно уплывал назад. Я мельком увидела наше отражение в водах Ланса. Под нами проплывали теперь лесные кроны: высоченные сосны, каждая высотой с Музей Того, что Следует Помнить.

– Королевство отправится в путь через неоткрытые земли, чтобы найти себе новое место, выстроить замок и город. И тонкий мир оживет: русалки, драконы, говорящие деревья и цветы, принцессы и принцы…

– А я? – спросила я жалобно. – Мне найдется место в этом мире?

Фиалк рывком преодолел облачную завесу. Сосны внизу вдруг сменились шпилями огромного собора, показался огромный город, весь залитый огнями. Я задержала дыхание, а Оберон спросил, и в голосе его была почти ярость:

– Найдется ли место магу дороги?! Тому, кто спас Королевство, рискуя навсегда заблудиться на изнанке?!

Фиалк опустился чуть ниже, чтобы мы могли полюбоваться. Как реки, текли автострады, расцвеченные белыми и красными фарами, темнели бульвары, выгибались мосты. Оберон сжал мое плечо:

– Есть вещи, которые во всем Королевстве знаем ты и я. Только ты и я знаем, чего это стоило. Почему же ты боишься потерять свое Королевство, маг дороги?

Фиалк снова рванул, мы пронеслись сквозь облако. Под нами открылись снежные вершины, а между ними пропасти с чернотой на дне. На самой верхушке самой большой горы стояло, как блюдце, круглое озеро, наполовину покрытое льдом. В нем на секунду отразилась луна.

– Ты никогда его не потеряешь. Пока ты помнишь его имя – Королевство с тобой.

Фиалк сорвал новую грань между мирами, как срывают финишную ленточку. Запахло желудями и палыми листьями. Под нами открылся старый лес.

Гроздья рябины лежали на гранитной плите. Здесь была не ночь, а ранний вечер; деревья клонились под грузом плодов. Оберон бережно снял желтый лист со щеки каменной королевы.

– Я никогда не думал, что вернусь сюда. Не знал, что это возможно.