Гай Орловский - Ричард Длинные Руки — властелин трех замков

Альдер ухитрился, размахивая мечом, пинком отправить в костер вязанку хвороста, пламя поднялось выше и осветило ближайшие деревья, однако твари не испугались огня, их на поляне уже сотни. Более того, все видели нас отчетливо и все стремились в нашу сторону.

Упал Альдер и дрался с ними, перекатываясь с боку на бок, давил их тяжелым, закованным в панцирь телом, однако поножи уже сорваны, острые зубы сумели прорвать даже кольчугу, в двух-трех местах течет кровь.

Я рубил мечом во все стороны, всякий раз рассекая плотные тела, как пустые коробки из-под обуви, острые зубы то и дело впивались в ноги, руки, но я рубил, а раны тем временем заживали, однако меч становился все тяжелее, а в голове шумело от слабости и потери крови.

На ногах помимо меня оставался только Клотар. Он посмотрел в мою сторону, в прорезе шлема блеснули залитые потом глаза, я услышал хриплый вскрик:

— Прощайте, сэр Ричард! Не довелось…

Я ответить не успел, на меня бросились сразу с десяток тварей, я широко размахнулся и успел встретить их в воздухе. Рядом дерется пес, изредка взвизгивает, морда в крови, шерсть блестит и слиплась, кажется залитой маслом. Мои руки одеревенели и налились свинцом, однако лезвие прорезает воздух и темные тела почти с одинаковой легкостью. Ревель сражается, весь облепленный зверьем, похожий на кучу гнилого сена, ревет и рычит, бьет кулаками в стальных рукавицах. Я задыхался, хрипел, ноги подгибаются…

Со стороны поля показался свет. Он нарастал, будто некто скачет к нам, держа в руках факел… Нет, свет слишком белый, это не факел, а звери, словно почуяв неладное, завыли громче, кто-то бросался на копошащиеся фигуры с новой яростью, спеша добить врага, другие же поджимали хвосты и вскидывали морды к темному небу.

Свет стал ярче, я услышал топот копыт. На поляну ворвался скачущий на муле человек в темной монашеской робе, во вскинутой руке сыпет огнем толстая книга.

Звери завыли, попятились, но мало кто успел выскользнуть из нового круга света, а остальные на моих глазах припадали к земле, расплывались темными лужами и начинали впитываться в землю. С мула слез священник, сказал громко:

— Ad gloriam!

— Да, — прохрипел я с чувством, — во славу… Лаудетор Езус Кристос! Патер, как вы вовремя…

— Audaces fortuna juvat, — ответил он, что значит «смелым и судьба помогает», склонился над ближайшей распростертой фигурой, это оказался Клотар, а я торопливо возложил руки на Альдера. Голова закружилась, я ощутил тошноту и слабость. Пошатываясь, поднялся и двинулся к Ревелю. Священник вскинул голову и сказал деловито:

— Паладин?.. Не нужно, вам силы пригодятся.

— Но он ранен, — прохрипел я.

— Сейчас я его осмотрю, — ответил он и, подняв голову, оглядел побоище. — Вы правильно поспешили к самому раненному, остальные уже вне опасности. — Он возложил руки на Ревеля, даже я с пяти метров увидел, как бледное, залитое кровью лицо сразу порозовело, кровь засохла и осыпалась коричневой пылью.

Он перешел к Кадфаэлю, дивный радостный свет охватил всю поляну. Я видел все-все до мельчайших подробностей, мог разглядеть узор на крыльях ночной бабочки, что сидит от меня на краю видимости на ветке дерева. Постанывая, Кадфаэль, Альдер, Ревель приподнимались, принимали сидячее положение, а Клотар ухитрился встать и осматривался ошалело.

Я осмотрел Бобика, цел, но весь в чужой крови. Пес лизнул меня в щеку и тут же побежал валяться в траве, очищая шерсть. Увидев незнакомца в монашеской рясе, Клотар вскрикнул:

— Святой отец! Это вы их… в кучу дерьма?

Священник сказал строго:

— Сын мой, не богохульствуй.

— Но как вы вовремя!

— Мне было видение, — ответил монах кратко. — Я поспешил оставить постоялый двор и поспешить в ночь.

Альдер с сочувствием покачал головой.

— Да, это подвиг… С мягкой постели, от лакомых служанок, отказавшись от завтрака…

Он осекся, ощутив, что такие шуточки сейчас чересчур, развел руками и присел возле Ревеля. Тот смотрел по сторонам непонимающе. Потом поймал взглядом меня.

— Ваша милость?.. Мы отбились?

Я указал на священника:

— Только благодаря святому отцу. Простите, падре, мы вам обязаны жизнью. И, возможно, душами, я чувствовал, как эти твари стараются завладеть мною целиком…

Он со вздохом убрал руки от Ревеля. Взгляд его был ясен, хотя лицо оставалось изможденным, худым до крайности.

— Да, — ответил он ровным голосом. — Во взглядах на этих тварей пока что нет единства, но большинство отцов Церкви полагают, что это не просто звери. Они созданы дьяволом, что доказывает, как они… исчезли.

Клотар кивнул.

— Да, простые волки попросту бы убежали. На них святость не действует. Спасибо вам, отче!

Он покачал головой:

— Благодарите Господа. Ничто не делается вне Его воли. Я побуду с вами до утра. А потом я отправлюсь дальше, а вы — по своим делам.

Ревель нерешительно поворошил угли в костре, оглянулся в сторону вьючных мешков.

— Это надо отпраздновать! Да и поесть после такого не мешало бы. Как вы насчет глотка вина, отче?

Я не успел вмешаться, священник покачал головой, ничуть не гневаясь на неразумное дитятко.

— Ложитесь спать. Все. Я сам побуду на страже.

— Но… — засомневался я. — Вы скакали всю ночь.

— Господь дает мне силы, — ответил он просто. — А вам завтра они понадобятся все без остатка.

Глаза его смотрели прямо и строго. Я ощутил невольный трепет, это в самом деле человек, который видит намного дальше, к тому же зрит лучше, помялся и сказал с чувством вины:

— Если только… это не особенно вас напрягает… Ну, вы понимаете…

Он не усмехнулся, как я ожидал, ответил кротко:

— Так угодно Господу. Отдыхайте.

Я развел руками.

— Не буду настаивать, отче… хотя очень хочется. Я привык сам определять, кому что делать, но так, оказывается, приятно, когда кто-то берет на себя ответственность!

Он лишь наклонил голову, соглашаясь. Ревель проверил лошадей, к нашему удивлению их не тронули. Еще одно доказательство, что нападали не простые звери, а твари Нечистого, направляемые единой волей.

Без споров и протестов мы все улеглись вокруг костра, что горит ровно и жарко, белый плазменный свет чуть померк, но по-прежнему охватывал огромную площадь. Кадфаэль захрапел первым, я попытался прощупать мыслью таинственного священника, но глаза от усталости слипались, я провалился в дрему сразу же после того, как услышал дружный храп моих соратников.

Я еще слышал храп, но уже ощутил близкую опасность, поднял веки и застыл в ужасе. В двух шагах от моего лица огромная жилистая лапа не то гигантского пресмыкающегося, не то исполинской птицы. Ухватилась за край каменного уступа, сухие мышцы напряжены, чешуйки потемнели от зноя и ветров, пальцы держат крепко, цепко.