Гай Орловский - Ричард Длинные Руки — властелин трех замков

Клотар, подражая настоящим рыцарям, разделал оленя по всем правилам, сложная наука, зато сразу видно, какую часть жрут знатные люди, какую — менее знатные, какую — простолюдины, а что нужно бросить собакам. В данном случае — Бобику, что так и смотрит, кто бы ему бросил хотя бы кость. Не потому что голоден, это повышение статуса: питаться из одной миски с богами.

Я сел у костра, наслаждаясь теплом, от огня хорошо пахнет жареным мясом, древесной смолой. Между деревьями сгущаются тени, начинают выползать на поляну, но верхушки деревьев еще забрызганы кровью заката, что становится темно-багровым, а в сгущающихся сумерках костер выглядит все ярче и ярче.

Альдер и Ревель сняли шлемы, перчатки, а Клотар стащил и нагрудный панцирь, освободившись от него, как молодой рак от старой скорлупы. Красное обветренное лицо задумчиво. Кадфаэль сел рядом, сказал довольно:

— Ночь будет теплой.

— Откуда знаешь?

— Лес, — ответил Кадфаэль лаконично.

Клотар фыркнул, вскинул голову, и, словно в подтверждение его несогласия, по верхушкам деревьев пронесся ветерок. Там зашумело, треснуло, вниз понеслось что-то большое, стукаясь о ветки, сшибая листья. Рухнуло в темноте, я оглянулся, по спине пробежали мурашки. Так же точно уютная комната в моем детстве с наступлением вечера превращалась в огромную таинственную пещеру, опасную и враждебную, заполненную странными вещами, которых днем не было.

Так и этот лес, что просматривался на сотни шагов, сейчас стоит сплошной стеной тьмы за чертой желтого круга света от пламени костра.

— Это вроде бы нормальный лес, — произнес я, — так, Альдер?

Он кивнул, сказал мужественным голосом:

— Да, Тьма его еще не захватила. Однако, сэр Ричард, этот лес на грани.

Я насторожился.

— Что это значит?

— Днем, когда солнце светит, лес принадлежит Свету. А ночью, увы, Тьме.

Я помолчал, преодолевая тягостное чувство, мне нельзя выказывать панику, ответил как можно более небрежно:

— Но пока мы из Света, лес этот принадлежит нам.

Альдер, закончив ужин, деловито натянул на голое тело свитер, надел кольчугу, влез в панцирь. Я думал, что хотя бы не станет нацеплять стальные пластинки на руки и ноги, но Альдер себя не пожалел, облачился с головы до ног, даже шлем нахлобучил на голову, только что забрало не опустил.

— Два часа, — предупредил он. — Потом ты, Ревель.

— Ладно, — ответил Ревель вяло. — Если ты такой безжалостный, что станешь будить старого измученного человека, что не может оторвать отяжелевший живот от земли…

— Стану, — ответил Альдер злорадно. — С великим удовольствием.

— Ну да, я знал, что милосердия в твоем сердце ни капли… Только пинай меня, как ты обычно делаешь, крепче. Ведь я, и замученный дорогой и погрузившись в молитвы, могу и не услышать…

— Я от тебя еще ни разу не слышал молитв, — буркнул Альдер.

— А я шепчу их сердцем, — возразил Ревель. — Все мои молитвы — в сердце. Его просто распирает от благочестия.

— Но вырваться ты ему не даешь, — сказал Альдер. — Очень благоразумно для тебя.

Он отступил в темноту, прислонился спиной к толстому дереву, чтобы никто не подкрался сзади, и, воткнув длинный меч в землю, опер на него обе руки и приготовился бдить.

Мы укладывались на ночь, однако Ревель и Клотар все оглядывались по сторонам и пугливо жались к огню. Я сам чувствовал некую напряженность в воздухе. Возможно, кто-то к нам приближается, мои человеческие чувства еще ничего не уловили, в отличие от дочеловеческих, что-то доставшееся от обезьян, ящеров или амеб, что за неделю чуют зарождение грозы.

Я лег, попытался успокоиться, но чувство тревоги росло, крепло. Альдер уже склонил голову, опираясь на меч, вот-вот заснет. Я поднялся на ноги, поколебался, но тоже начал надевать доспехи. Альдер быстро вскинул голову, в глазах полная ясность.

— Тревога, сеньор?

— Что-то приближается, — ответил я нехотя. — Может быть, ерунда какая…

Ревель вскочил, ухватился за доспехи.

— Кто знает. Вы паладин, а это значит, что вас Господь предостерегает в первую очередь.

— Господь может и пошутить, — пробормотал я.

Через несколько минут мы все уже были в доспехах, с мечами в руками. Разбудили даже Кадфаэля, он в самом деле крепко спал, прислушивались, затем наши уши уловили шорох множества подкрадывающихся лап. Но еще раньше в ноздри ударил запах множества крупных зверей с грязной свалявшейся шерстью. Я почти увидел их черные тела, подбирающиеся все ближе и ближе, в страхе проверил оружие, вытащил меч, потом спохватился и снял с пояса молот.

Глава 11

Альдер смотрел непонимающе, я метнул в темноту, через несколько секунд молот звучно шлепнул рукоятью по ладони. Я метнул снова, на этот раз там, в темноте, послышались возня, рычание, частое дыхание множества зверей. Третий раз я метнул в ту сторону, почти увидел, как молот разметал темные тела, и тут раздался страшный вой со всех сторон.

— Сражайтесь! — прокричал я. Пес стоит рядом, шерсть на загривке встала дыбом, рычит, обнажая клыки. Я крикнул ему: — От меня не уходить!.. За добычей не гоняться… А теперь — можно!!!

Я поймал молот и успел повесить на пояс, из-за деревьев на освещенное пространство выметнулись крупные звери, размером с овчарок, с блестящей чешуей на спине.

Мой меч рассек одного зверя, другого, третьего, по всей поляне сверкало железо, слышался лязг, удары, пыхтение, Альдер ругался, Кадфаэль призывал Деву Марию, а Бобик и Клотар сражались молча.

Костер горел за нашими спинами. Мы стояли кольцом, не давая ни одной твари заскочить сбоку, пусть лезут через пламя, если решатся. Рядом со мной бешено взмахивал мечом Клотар, он умело прикрывался щитом от одних зверей, в то время как рубил других, так же точно рубили и все остальные, только я пренебрег щитом, потому что легкий и безумно острый меч Арианта рассекает любую тушу, как будто те из мокрого картона. Да и вместо щита слева мой Бобик, яростно отражает нападения зверей, одновременно защищая Кадфаэля, этот все громче и громче читает молитвенник.

Раненые звери отползали с жалобным воем, убитые еще долго дергались, мы их отшвыривали пинками, чтобы не пробрались в корчах к костру и не загасили телами.

Теперь я видел в темноте множество красных глаз, исполненных дикой злобы. И сколько мы ни рубили, этих красных глаз не становилось меньше, словно мы нечаянно оказались на пути миграции этих чудовищных леммингов.

Упал, поскользнувшись, Ревель и долго ворочался, прежде чем сумел подняться. На нем повисло не меньше пяти тварей, он с ревом срывал их, выронив меч, голыми руками отшвыривал, Клотар сделал торопливый шаг в его сторону и острием меча срубил зверя, запрыгнувшего Ревелю на спину, однако в это время на него самого бросились сразу четверо; один повис на руке со щитом, пригибая его к земле, остальные вцепились в грудь, в живот.