Макс Фрай - Я иду искать

Я невольно поёжился. С утра оказаться в Мире, где не работает магия, а под вечер внезапно угодить в реальность, где может ошибаться леди Сотофа Ханемер, это всё-таки перебор. Слишком тяжёлое испытание для моих нервов.

— Боюсь, прямо сейчас я могу дать тебе только один совет, — сказала она. — Зато очень хороший. Плюнь на это дело. Выброси его из головы.

— Что?!

— Не навсегда, конечно, — улыбнулась леди Сотофа. — Тут у тебя выхода нет: если уж сдуру пообещал Тёмной Стороне лично всё исправить, значит придётся. Но постарайся отвлечься хотя бы на пару часов. Слишком уж много путаницы сейчас в твоей голове, а я ещё добавила. Впрочем, если бы тебе сейчас следовало услышать что-нибудь другое, ты бы пришёл не ко мне.

С последним аргументом было трудно не согласиться. Я тоже настолько фаталист.

— Беда в том, что всё происходящее отражается на мне, — вздохнула леди Сотофа. — Как и на тебе, сэр Макс. Мир сейчас растерян, взволнован и полон непонимания. И мы с тобой невольно перенимаем его настроение, хотим того или нет. Мы чуткие существа. Магия сделала нас открытыми нараспашку для всего, что происходит вокруг. Когда твой новый приятель говорил об «открытых Вратах», он именно это имел в виду. Вечная путаница с терминологией — одни и те же простые вещи всяк называет по-своему, а потом не можем договориться друг с другом, слушаем и не понимаем. Старые кейифайи церемонно называют «открытием Врат» процесс единения с Миром, без которого невозможно серьёзное погружение в магию; они считают, будто эту операцию должен делать специально обученный знахарь, а мы полагаемся на естественный ход вещей. Но в одном они, кстати, правы: наша смерть действительно покидает нас через эти распахнутые Врата. А почему, как ты думаешь, все мало-мальски стоящие колдуны так долго живут? Если, конечно, не умрут совсем молодыми, когда Врата уже нараспашку, а личных щитов — раз, два и обчёлся. Тебе фантастически повезло: в самое трудное время тебя охранял меч Короля Мёнина, а то даже не знаю, как бы мы тебя защитили; лично я предлагала Джуффину найти повод запереть тебя в Холоми на пару дюжин лет, пока не окрепнешь — всё лучше, чем плясать потом в обнимку по старинному шимарскому обычаю на твоих похоронах. Он, конечно, даже слушать меня не хотел, но тут внезапно появилась тень Мёнина, подарила тебе свой меч, оказавшийся наилучшим из возможных щитов[33], и всё решилось само. Если встречу когда-нибудь этого бродягу, расцелую в обе щеки за такую щедрость.

— Вот оно как, оказывается, было, — растерянно сказал я. — И вот что такое эти загадочные Врата, которые у меня якобы очень красиво открыты.

— Да уж конечно красиво, — насмешливо согласилась леди Сотофа. — Ни один кейифайский знахарь не сделает эту работу так умело, как сила, нашедшая себе очередного любимца и не желающая ждать, когда он будет готов осознанно вступить в игру.

— И вот почему Танитин Маленький оркестр так крут, — добавил я. — Не она одна, побывавшая у Иллайуни, а все музыканты. Видимо, музыка действует так же, как магия — в смысле, способна открывать наши Врата сама. И с ними это случилось.

— Да почему же «как»? Музыка и есть магия, — сказала леди Сотофа. — При должном к ней подходе, конечно. Собственно, любое дело при должном подходе — полной самозабвенной самоотдаче — становится магией. И открывает нас Миру. И изгоняет смерть. На её место, конечно, может сразу прийти другая, нет никаких гарантий, это тебе уже и без меня объяснили. А всё-таки после того, как Врата открыты, их обладатель бессмертен. То есть, умереть по-прежнему может, но пока это не произойдёт, живёт, как бессмертный. Идействует, как бессмертный, даже если совсем дурак.

Я молчал, потрясённый её словами. При том что ничего нового она мне на самом деле не сказала. Всё это я и раньше — не то чтобы именно знал, но ощущал, смутно и одновременно без тени сомнения. И крепко держался за это ощущение. Просто не умел об этом с собой говорить.

— В силу всего вышесказанного, мы с тобой сейчас не понимаем, что происходит, — будничным тоном заключила леди Сотофа. — Вынужденно разделяем с Миром его растерянность. Поэтому я и советую тебе постараться ненадолго отвлечься от этого дела. Не ждать с замиранием сердца новостей с отдалённых городских окраин — где теперь не стало магии? Не гадать, что за ужасающий амулет прячут сейчас под половицей очередного пустого дома, и кто это делает, и зачем. Не рисовать перед внутренним взором мрачные картины нашего будущего, которое, поверь мне, вовсе не так чудовищно, как ты сейчас готов вообразить. Заставить себя выкинуть всё это из головы — великий подвиг, я понимаю. Но надо постараться его совершить. Пару часов продержишься — уже молодец.

— Но в чём смысл этого подвига? Перезагрузить голову? Поднять себе настроение? Просто отдохнуть?

— Можно и так это назвать. А можно попробовать подобраться чуть ближе к правде и сказать: чтобы перестать разделять беспокойство Мира, стать посторонним наблюдателем, который не особо заинтересован в поиске решения, смотрит на наши беды с высоты своей непричастности к ним, и поэтому видит немного больше. И соображает лучше, великое дело холодная голова! Джуффин в таких случаях обычно садится играть в карты и мигом забывает обо всём остальном, а потом встаёт из-за стола не только с лишней сотней корон в кармане, но и с парой-тройкой неожиданных свежих идей. Жаль, что ты не настолько азартен.

— Ну почему же, — невольно улыбнулся я. — Иногда — вполне.

— Тем лучше. Значит у тебя есть шанс воспользоваться моим советом.

— Во всяком случае, попробую… Попробую попробовать. Хотя ничего более трудного я, по-моему, ещё в жизни не совершал.

— Может и так, — согласилась леди Сотофа. — Но я в тебя верю. Что бы ты сам об этом ни думал, а легкомыслие — самая сильная твоя сторона. Без него ты бы давно пропал.

Она проводила меня до калитки и на прощание сказала:

— Я, конечно, тебе не начальник. И твёрдо обещать помощь тоже не стану: никогда заранее не знаешь, где будет уместно вмешательство, а где лучше отойти в сторону. Поэтому не приказываю и не предлагаю сделку, а просто прошу: держи меня в курсе. Чем больше я буду знать, тем лучше — не факт, что для дела, но, скажем так, для моего аппетита. Как добрый друг, ты должен его беречь.

— Спасибо, — улыбнулся я. — Для моего аппетита тоже полезно знать, что я могу в любой момент начать приставать к вам с глупостями.

— Ну, «в любой» — это всё-таки слишком! — нахмурилась леди Сотофа. Но поразмыслив, добавила: — Впрочем, ты прав. На этот раз можешь. В любой.

Из Иафаха я ушёл пешком, потому что принадлежу к числу мыслителей, которые думают не головой, а ногами. То есть, гораздо лучше соображают на ходу. Таких, на самом деле, добрая половина человечества, но вести умные разговоры почему-то всё равно принято, усевшись за стол. Ну или не за стол, а где придётся. Факт, что не разгуливая туда-сюда. Удивительный парадокс.