Владимир Холкин - Авгур

Михалыч поставил чайник, достал из холодильника сыр и копченую колбасу. Со вздохом посмотрел за окно, где над рекой повисли низкие тучи, и извлек на свет божий початую бутыль коньяка.

— Рановато, конечно, но тебе, я вижу, не помешает.

Звякнули рюмки. Андрей опрокинул в себя янтарную жидкость. Взял кружок колбасы и медленно прожевал. Помолчал, собираясь с мыслями.

— Знаешь, Михалыч, я сейчас, когда к тебе поднимался, целый список вопросов в уме составил. Например, в какой ты, собственно, конторе служил? Или, может, не в конторе, а в армии? В каком звании? И как же это вдруг получилось, что такой человек, как ты, теперь гоняет с контрабандистами? И почему вас всерьез не ловят? И случайно ли вы мне подвернулись?

— Да, интересный список, — Михалыч усмехнулся и разлил еще по одной. — Ничего не упустил?

— Ну, что ты. Это так, для затравки. Очень хотелось бы узнать, например, что это за стратегическое сырье добывают у нас в Эксклаве? И какое отношение к этому имеет «восьмерка»? И что это за «питомник», куда свозят девчонок со всей страны? Короче, вопросов море. Но теперь вот сижу и думаю, что это вещи второстепенные. То есть, нет, не так. Они, конечно, очень важны и сверхактуальны. Аллюр три креста, top secret, перед прочтением сжечь… Но размышлять о них мне сейчас не хочется. А волнует меня другое. Например, почему девчонка, с которой я познакомился только позавчера, сейчас находится в коме. А пацан, которого я знаю примерно столько же…

Андрей, не договорив, опрокинул вторую рюмку.

— Только я школу закончил, сразу эта хрень началась. На выпускном — прикинь, Михалыч, на выпускном! — пропал одноклассник, и никто даже не заметил. А сосед мой, Пашка, превратился то ли в куклу, то ли в мумию, хрен поймешь. Нормально взрослая жизнь пошла, ничего не скажешь…

— Знаешь, Андрей, — задумчиво заметил Михалыч, — я вот тоже недавно встретил школьных друзей. Это сколько же лет прошло? Даже подумать страшно. Ну, вот, поговорили мы, пообщались. И вижу я, что мужики эти мне, собственно, незнакомы. Я помню совершенно других людей. С другими интересами, мыслями, устремлениями. А эти, нынешние — лишь оболочки. Они для меня мертвы, понимаешь? Куклы, мумии, как ты говоришь. Так что разница, если подумать, невелика. Просто я это умом осознал, а ты увидел воочию. Дар у тебя такой, что поделаешь…

— И на хрена мне такое счастье? Дар, да еще и миссия. Да, вот так, все по-взрослому. Только это — тсс! — строжайший секрет. Коллега мне твой рассказал из чувства личной приязни… Слушай, Михалыч, мне правда пофиг, какое у тебя звание…

— Я в отставке, вообще-то.

— Сказал же — пофиг. Но ты ведь наверняка что-то знаешь. Вот скажи мне — почему ФСБ меня до сих пор не грохнуло? После поезда, после автовокзала? Меня, конечно, прибить не просто, но если бы захотели — нашли бы способ. Да, я помню, мне объясняли — опасно, дескать, прерывать мою миссию (которая, замечу в скобках, неизвестно в чем заключается). Но, по-моему, еще опаснее, если я, ходячая бомба, буду бродить по улицам, оставляя за собой выжженные кварталы. Как ты считаешь?

— Андрей, пойми меня правильно — я не имею доступа к нынешним государственным тайнам…

— Слушай, давай без этого! Если есть догадки — скажи, если нет — ну и хрен с тобой. Пытать я тебя не буду. Надоело уже, сил нет…

— Ладно, не хнычь. Ответь мне лучше — ты в курсе, с какой частотой появляются люди с узором, как у тебя?

— Майор сказал — один на сто миллионов.

— Ну, это они округлил, конечно. Для красоты звучания. Впрочем, дело не в этом, точные подсчеты ничего не дадут. Я бы сформулировал так — мерцающий появляется, в среднем, раз в поколение. Иногда чаще, иногда реже. Ну, если в цифрах, то с интервалом от пятнадцати до тридцати лет.

— Ага. Ну, и что?

— А то. Предыдущий был в середине восьмидесятых. Забавное было время…

Михалыч встал, прошелся по кухне. Посмотрел в окно и снова наполнил рюмки.

— Еще раз подчеркиваю, — сказал он, когда они выпили и закусили сыром. — Я тем делом не занимался. Все, что я тебе говорю, это только слухи, а может быть, просто глупые байки…

— Давай, давай, не томи.

— В общем, появился мерцающий. Какая у него была миссия — я, естественно, без понятия. Да он и сам, наверно, не знал. Но чем-то он наших товарищей напугал. И, якобы, решили они его… гм… аннулировать.

— Грохнуть, что ли?

— Ага. Такие слухи ходили. Способы нашлись, тут ты верно заметил. В общем, мерцающего не стало. А через пару месяцев началась перестройка. И чем это для страны обернулось, ты, я думаю, в курсе.

— То есть, из-за того, что он?..

— Я не буду гадать о причинно-следственной связи. Но по времени два события совпадают. Факт первый — миссия мерцающего была насильственно прервана. Факт второй — страна покатилась в тартарары.

— Если так, то с меня пылинки должны сдувать…

— Ну, зачем же? Если ты случайно (я подчеркиваю — случайно, тут судьбу не обманешь) споткнешься на лестнице и свернешь себе шею, то обойдется без глобальных последствий. Товарищи только рады будут, извини уж за откровенность. И если бы ты по собственной воле поехал в Сибирь охотиться на медведей, никто бы тоже не возражал. Но в Сибирь тебя не заманишь, зато в Эксклав — без проблем. Романтика ведь, запретная зона. Вот ты и прибыл.

— То есть, они рассчитывают, что я здесь по-быстрому сверну шею?

— Ну, это в лучшем случае… В лучшем для них, конечно, не для тебя. А вообще, вспомни вот о чем — у Эксклава есть некие, скажем так, магические границы. Вдруг они удержат тот негатив, который может возникнуть в результате твоих свершений? Так, наверно, в кабинетах решили. Это мои догадки. Верить или не верить — сам думай.

— Версия интересная.

— Старался. Но кое-что она все же не объясняет. Например, какая сволочь вертолет против нас послала — там, на автовокзале. Уж явно не ФСБ.

— Ну, кто послал, я знаю.

— Знаешь? А ну-ка.

— Ты историю Эксклава читал? Впрочем, глупый вопрос. Помнишь — болота, черные лозы? Ну, или черные змеи — кому как нравится? В общем, здесь мы, похоже, схлестнулись с теми, кому эти змеи служат.

— Ведьмы, что ли, из сказок? С чего ты взял?

— Не сказки это, Михалыч. Сам с одной разговаривал — в поезде, перед тем, как он развалился. И еще по телевизору видел. Прямо по морде нити ползут чернильные. Что, не встречал?

— Бог миловал.

— А другая — знаешь, где ошивалась? В доме правительства, на каких-то переговорах. Бродила вокруг стола, как у себя дома. Только ее там не замечали. И зрители по ТВ, которые передачу смотрели, тоже бабу не видели — такое у меня впечатление. А если и видели, то без черных знаков на лбу. Как тебе такой поворот?

— Ты уверен?