Алексей Егоров - Повелитель механизмов

Уверен, по дорожке она разбросала уйму взрывоопасных подарочков.

— Откуда у тебя такие познания в тактике? — спросил я у Асани.

— Киж отставной военный, служил в звании майора примерно там же, где и ты.

Я кивнул, ничуть не удивившись. Асани приближала к себе только особых людей, полностью покоряя их харизмой. Она лидер, за которым даже я бы пошел в самое пекло.

— Я поднимусь наверх.

— Выбираешь снайперскую позицию? Только не убивай штабных офицеров, после того как я выбью из них дурь, я смогу успокоить Совет.

— Понимаю.

— Огонь открывать по команде.

— Ты и в постели так командуешь? — кольнул я.

— Иди ты!

Хохотнув, я направился наверх. Со второго этажа открывался чудесный вид на всю прилегающую территорию. Штурмовать особняк решился бы только самый тупой командир, у которого в избытке живой силы. От ограды до особняка лежала широкая полоса без малейшего прикрытия. Солдат даже жалко становилось, но я подавил в себе это ненужное чувство. Они сознавали, на что идут, пусть расплачиваются.

На втором этаже кроме меня расположился еще десяток вооруженных винтовками людей, они освободили мне место в углу — удобная позиция, я держал сектор и по фронту, и по флангу. В моих навыках стрельбы никто не сомневался.

Уверен, что на крыше расположились лучшие стрелки Асани, которые с расстояния в двести метров могут отстрелить детородный органу любого ублюдка, даже не целясь. Мой карабин имел меньшую дальность стрельбы, стандартная модель как-никак, но я ему доверял. Он выжил в ужасных условиях леса и болот, не раз спасал мою жизнь, был надежен как лопата. Только такому оружию я мог доверить свою жизнь и жизнь Асани.

— Хах, все как в молодости, — проговорил я, высматривая цель.

Штурм начался точно в срок, штабные офицеры Донела отличались пунктуальностью, но командирами были аховыми. Оба взвода стрелков, прикрываясь танком, двинулись прямо на ворота. Мы не стали беспокоить их выстрелами и дождались, пока паровик снесет массивные ворота.

— Первый пошел, — пробормотал стоящий вблизи стрелок Асани.

Под колесами танка подорвался заряд, осколки задели идущих рядом солдат. Это был сигнал, мы открыли огонь по нарушившим строй беднягам. Я без угрызения совести выбирал цель и спускал курок, ребята знали, на что идут. Они знали, что идут убивать, знали, что мы будем отбиваться. Они думали, что имеют право отнимать жизни, что ж, возможно они и имеют на это право, но пусть докажут это. Пока это у них не получалось, мы расстреливали их как гусят.

Первый штурм был отбит, не успев начаться.

Поврежденный танк застрял в воротах и перекрыл проход. Со второго этажа открывался прекрасный вид на убегающих солдат. Стрелки на крыше, вооруженные винтовками, открыли огонь. На таком расстоянии им даже не понадобилась оптика, беглецы были безжалостно уничтожены.

— Они нам еще должны будут, почистили военщину от трусов, ха! — выкрикнул кто-то из слуг.

У Асани работали профессионалы, настоящие головорезы, это было видно невооруженным взглядом всякому, кто посещал этот дом. Теперь они смогли показать свое мастерство в деле, даже победа не смогла опьянить их. Слуги обменялись короткими фразами, высмеивая противника, и вновь сконцентрировались на обороне.

Приятно было оказаться среди таких же, как ты, стрелков. Давно забытое чувство общности проснулось во мне, грохот ружейных выстрелов и ароматы пороха, объединяли нас лучше всяких слов.

Танк продолжал вертеться на месте, пытаясь выползти из ямы от взрыва. Механик явно ожидал, что смерть притаилась у него за спиной, он нервничал и дергал машину, пытаясь выбраться из ловушки.

Сверху раздался настоящий гром, словно невидимая гроза прошла над головой. Ого, в запасниках у Асани оказалась винтовка с большим калибром — прекрасное оружие против техники и укреплений. Пуля пробила броню, словно листок бумаги, танк остановился и грустно запыхтел двигателем. С механиком было покончено, а проход к особняку оказался перекрыт.

— Умно, — пробормотал я.

— Еще бы, — услышав меня, ответил стрелок Асани. — Они еще похлебают сегодня горя.

Противники отступили… впрочем, это и отступлением назвать было нельзя. Стрелки на крыше поработали хорошо, они не стали убивать беглецов. Достаточно было их ранить — перебить колено, и солдаты противника пополнят армию нищих. Прекрасное окончание карьеры. За глупость надо платить, ребята.

Так же подобное "милосердие" посеет смятение в рядах противника, психологическое оружие в действии. Чем ярить столь могучего противника, проще было его устрашить. А что может быть страшнее корчащихся от боли раненых, их стонов и слез? Идеальное оружие, которое может поразить само сердце неприятеля — его боевой дух.

Я же стрелял более точно, один выстрел — один труп, всего пятеро. Моя совесть еще не окончательно атрофировалась, я не мог столь хладнокровно обрекать даже врага на мучения. Воистину, это жестокость, вынужденная, но жестокость. Асани сознательно пошла на это, как и я той ночью. У нас просто не оставалось выбора. Это не оправдание, это факт.

В суматохе случившегося я совершенно позабыл спросить у Асани, а в чем ее собственно обвиняют. Что такого понадобилось от нее уважаемому Совету? Я знал, что у нее проблемы, но никогда бы не подумал, что они настолько серьезные. Устраивать боевые действия в центре Города — это, по меньшей мере, сумасшествие!

У нас был час передышки, мы не могли не воспользоваться этим. Я проверил свое оружие, размышляя обо всем, что случилось за столь короткое время. Моя жизнь круто изменилась с того самого момента, когда Харан появился в приемной. Возможно, он этого хотел? Это предположение выглядит логичным, возможно, ему потребовалось пробудить своего непутевого "потомка" ото сна? Лучшего способа он придумать не мог!

Да нет, нет! Глупости это все! Зачем же Харан тогда заострял внимание на том, что я посещал Асани? Этого я понять не мог, это разрушало мою версию. Могло оказаться и так, что именно он и натравил Городской Совет на Асани.

Как не гнал я от себя эту мысль, отделаться от нее не мог. Только Харан мог обладать такой силой, которая была способна сдвинуть бюрократическую машину Города. Асани всегда балансировала на грани, ее пламенная душа не могла признать оков этого треклятого места, в котором мы живем. Но она ограничивала себя, пыталась казаться холодной, рассудительной женщиной. До поры до времени у нее это получалось, ей удавалось жонглировать отравленными кинжалами, но Харан нарушил равновесие, подставил ей подножку, вмешался. Это мог быть только он. И виноват во всем этом аде — я.