Никому и никогда - Loafer83
Приняв душ и переодевшись, она увидела на кухонном столе назначение Авроры, написанное четким ровным почерком, почти как на отпечатанном листе, высохшие чашки и вымытый чайник. Мэй стало немного стыдно, что дома нечего было есть, и им пришлось пить пустой чай. Препарат еще действовал, но Мэй решила не рисковать и приняла утреннюю дозу. После завтрака они обсудили все с Сергеем, он обещал заехать вечером и забрать один из дисков raid-массива, чтобы попытаться восстановить старые записи с камер. Мэй упустила это, в волнении и тревоге не обратив внимания на то, что записи с камер начинались за день до исчезновения Алисы и Сабины. На работу они опоздали, поэтому Сергей приехал поздно вечером, забрал диск и тут же уехал. Мэй показалось, что он заставляет себя бежать от нее, правильно понимая, что она хочет побыть одна. Как бы Мэй не была ему благодарна, сейчас ей хотелось ни с кем не разговаривать и никого не видеть.
Мэй стояла у зеркала в раздевалке и придирчиво осматривала волосы. Верить не хотелось, но вот еще один, а вот и еще, и еще-еще-еще — вся голова усыпана серебристыми волосами. Она поседела, внезапно, но когда? Серебристые волосы красиво сочетались с черными прядями, и все же она стала похожа на молодую старуху, так она себя видела сейчас. Грустно улыбнувшись, Мэй стянула волосы на затылке, закрыв простыми украшениями, но ей все равно было видно. Краситься она не будет, и вдруг ей стало так все равно на это, что из груди вырвался нервный смешок. Она поседела, а девчонки исчезли, парни исчезли, а ее волнует какая-то седина. Надев кимоно официанта, она пошла в зал, работа спасала от бессмысленных раздумий, терзания себя за то, что ничего не может вспомнить, не может ничем помочь.
После обеда пришел Сергей, есть отказался, и они сели пить чай. На улице лил дождь, машин почти не было, как и посетителей, которые придут позже семи вечера, когда спадет ливень и влажная духота. Вечером Мэй работать не могла, понимая, что нельзя показывать гостям свое унылое лицо. С девушками и парнями, выходившими в утренние и вечерние смены, она договорилась, и каждый, будто бы она их дрожащая мамочка, сообщал, когда возвращался домой, что все в порядке. Возможно, кто-то и посмеивался, она не думала об этом, злясь, когда кто-то забывал прислать отчет.
— Данные сняли, диск верну потом, может еще что-то восстановится. Залили все роботу, он должен составить картотеку гостей, потом будешь смотреть. Можно все часы отсмотреть, но это бред, — Сергей медленно пил черный чай, зеленый он не любил.
— Хорошо, я вот боюсь, что не вспомню.
— Не надо заранее бояться, — он строго посмотрел ей в глаза и отвел их в сторону, рассматривая что-то в углу.
— И ты тоже, — Мэй дотронулась до его волос, сразу увидев седую прядь, почти незаметную в светло-русых волосах.
— Плевать, — без эмоций ответил Сергей. — Леха уехал, я ему ключи от своей квартиры дал. Пусть живет в моем Техасе, Настя собирается к нему.
— Жаль, я думала ему бронь сделали.
— Не сделали, хорошо еще, что у него доступа к секретным материалам не было. Ладно, это все ерунда: работа у него есть, не пропадет.
— Получается, ты один остался, — вздохнула Мэй.
— Получается так, — он криво улыбнулся. — Это все неважно. Я вот думаю, что надо искать самим.
— Где искать? Ты же так и не нашел, куда собирались Илья с Максимом.
— Не нашел, но точно помню, что Макс говорил что-то о бомбоубежище. Я думал, что он шутит, а сейчас так не думаю, — Сергей заерзал на стуле.
В ресторан вошел полный мужчина среднего роста в больших очках в тонкой оправе. Он смущенно огляделся, поставил черный зонт и пошел к ним. Бледное осунувшееся лицо, потухшие глаза и слегка дрожащие руки, идеально выглаженные брюки, потемневшие снизу от воды, чистая рубашка с короткими рукавами и болезненная выбритость щек и подбородка, будто бы он нарочно снимал слой за слоем, желая добраться до мяса, до костей.
— Здравствуйте, — он поздоровался сначала с Мэй, Сергей привстал, и они пожали руки. — Мэй, вы меня не знаете, с Сергеем мы знакомы. Я отец Ильи, Александр.
Он замялся, не зная, что еще сказать. Мэй встала и, взяв его за плечи, усадила за стол. Мужчина вздохнул и немного расслабился. Она и не заметила, как по-матерински погладила его по плечам, хотя он был сильно старше. Вернувшись с чашкой, она налила ему чай, поставив тарелку с печеньем и вазочку с орехами в меде.
— Спасибо. Я ненадолго, не хотел вам мешать.
— Не беспокойтесь, все в порядке, — сказала Мэй, сжав его руку. Она не знала, как сказать, как выразить словами ее надежду, что ребята найдутся, что все они живы.
— Спасибо, — опередил он ее, заметив, как она напряглась. — Мы все надеемся, что они живы. К сожалению, надежда единственное, что у нас есть. Скажу прямо — у следствия нет ни одной зацепки, отдел розыска молчит. Нет, я знаю, что они работают, делают, что могут. Это все понятно. Знаете, они даже выпотрошили нашу квартиру, у них это называется обыск. Представляете? Мы не скрывали, что Илья любит Юлю, нечего здесь скрывать, все об этом знают. Они всерьез отрабатывали версию, что он ее похитил, особенно после его письма. Он оставил под крышкой ноутбука письмо для Юли, в конверте, запечатал печатью, и где он достал сургуч, даже не знаю. Ни я, ни жена не посмели его открыть, зато это сделали следователи. Я понимаю, у них такая работа, но я не понимаю. А в итоге все равно ничего, пустота и молчание, — он взял чашку и осторожно пил чай. Руки его сильно задрожали, две капли упали на блюдце, и он поспешно поставил чашку. — Знаете, живешь и думаешь, что что-то можешь, знаешь, а в итоге полная беспомощность. Мы ничего не можем, совершенно ничего. Я даже не могу сам искать сына, потому что не могу, не знаю, с чего начать, что делать надо, куда идти. Ничего не знаю и не умею. Вот пришла беда, а ты не можешь помочь своему ребенку, понимаешь, что ты полное ничтожество, беспомощное существо во власти чьих-то желаний, чей-то подлости. Илья поздний ребенок, единственный. Жена ходит к следователю, требует, но если бы это имело смысл… не знаю, пока ничего не имеет смысла. Илья никогда особо не говорил о Юле, мы просто знали, что он ее любит.
