Н. Джеймисин - Сто тысяч Королевств

Я пожала плечами, хотя чего-чего, а повода внезапно расслабиться у меня не было. Глупо, как же глупо. Я сама захлопнула за собой ловушку, не просчитав вовремя, куда заведёт подброшенная мною линия допроса.

— Кажется, он развлёкся, сочтя это забавным. Случилось несколько… случаев… несчастных. Смертельных. — Всем своим видом я изображала беспокойство; попытка эта не составила особого труда, — впрочем, чему тут было удивляться? — Я не предполагала, что всё выйдет именно… так. Эффективно. — И эффектно, чего уж скрывать.

— Ясно. — Скаймина остановилась, переплетя руки и постукивая костяшками пальцев по плечу. Мне не пришёлся по нраву мрачный огонёк в её глазах, пускай и направлен тот был на Ньяхдоха, а не на меня. — Так что ещё ты проделала?

Удивлённая, я приподняла брови.

— Ещё?

— Мы держим Энэфадех на коротком поводке, сестрица, а привязь Ньяхдоха — туже прочих. Ему не покинуть пределов дворца без ведома на то Вирейна. А по словам нашего скриптора, он проделывал это уже дважды, дважды — по разу за ночь. Две отлучки за две ночи.

Демоны… Во имя Отца всевышнего, отчего Энэфадех не предупредили меня заранее? Будь они прокляты, эти извечные секреты.

— Мне нужно было в Дарр, повидаться с бабушкой.

— И какова была цель этого… визита?

Всего ничего. Постичь, заради какого демона матушка запродала меня Энэфадех.

Нет, глупо тратить драгоценное время на пустые размышления; толчком согнав с себя остатки сомнений, я скрестила руки на груди.

— Просто соскучилась. Впрочем, вам вряд ли понять, что такое — скука.

Она обратила свой холодный взор ко мне, медленная, ленивая улыбка заиграла на губах — и до меня внезапно дошло, что я только что натворила. Ошибку. Катастрофическую ошибку. Но где именно? Неужто всему виной мой оскорбительный выпад? Мог ли он настолько затронуть её гордость? Нет, тут что-то другое.

— Неужто ты бы рискнула остатками здравомыслия? Положившись на Ньяхдоха и бросив на кон собственный рассудок? И всё ради того, чтобы просто обменяться парой любезностей с какой-то там старой ведьмой? — усмехнулась Скаймина. — Мне нужна правда. Давай, выкладывай подлинную причину этого вояжа?

— Подтвердить опасения насчёт военного ходатайства и организации альянса супротив Дарра.

— Ха! И что, это всё?

Добрая тысяча ответов пронеслась в голове, не успей я открыть рта. Но Скаймине хватило и этой короткой замешки. А может, меня выдала тень волнения, набежавшая на лицо. Моментально вскинувшись, кузина набросилась, насмешливо прицокивая языком:

— У тебя появились от меня тайны, сестрица. И я очень хочу заполучить их себе. Вирейн!

Вирейн вздохнул и обратился к Ньяхдоху. Стылыми, странно-мечтательными глазами пробежал по лицу падшего.

— Я бы избрал иное, будь моя воля, — произнёс он тихо.

Ньяхдох хлестнул скриптора коротким ответным взглядом, — уже мгновением спустя вновь пряча глаза с угасшими огоньками призрачного удивления.

— Ваш долг — подчиняться приказам своего владыки.

Не Декарты. Итемпаса.

— Но сие — не его рук дело, — хмуро отрезал Вирейн. Пссле, словно очнувшись, выйдя из замешательства, швырнул на Скаймину последний долгий взгляд и тряхнул головой.

— Ну что ж, тогда давайте приступим.

Сунув руку в карман накидки, скриптор присел близь Ньяхдоха и поместил тому на бедро небольшой квадратный клочок бумаги, испещрённый липкой от влаги паутиной божественного сигила. И я знала, невесть как, но знала, — хотя мне решительно претило задумываться, откуда? — что той не достаёт одного штриха. А потом Вирейн вынул кисть, с верхушкой, аккуратно прикрытой колпачком.

К горлу резко подкатила тошнота. Я было решительно ступила вперёд, вскинув в протестующем жесте окровавленную ладонь… но замерла, столкнувшись взглядами (моим — расширенным, и его — замедленным) с Ньяхдохом. Едва заметное подрагивание ресниц, бесстрастное, и более того — безучастное, отсутствующее выражение; но как бы ни то… во рту мгновенно пересохло. Он куда лучше меня знал, на что идёт. Знал, что в моей воле прекратить это. Одним-единственным, самоубийственным путём. Публично раскрыв тайну, скрытую глубоко в душе. Обличив душу Энэфы.

Однако ж, выбирая одно из двух…

Скамина, приметив этот безмолвный спор, зашлась смешком — а после, отсмеявшись, подступив ближе, схватила меня за плечо, к моему крайнему отвращению.

— Хвалю за отменный вкус, сестричка. Роскошный вид, не правда ли? Я нередко спрашивала саму себя: нет ли хоть захудалой возможности… но, увы и ах, конечно же, нет.

Она выжидающе рассматривала, как Вирейн осторожно кладёт бумажный квадратик на пол рядом с Ньяхдохом, так чтобы не задеть ни одну из соседних багровеющих отметин, подпорченных Сиеховой кровью. А после, вскрыв кисть, сстулясь, склоняется над бумагой, с прилежной тщательностью выписывая единственнную недостающую строку.

Свет ярким пламенем полыхнул с потолка, будто бы кто-то невидимый разом распахнул исполинских размеров створу прямиком под полуденным зенитом. Но никакой дыры над головой, разумеется, не маячило; то проявила себя божественная сила, могущество тех, кому по силам было бросить вызов всем физическим законам людского царства, обратив ничто во что-то, небытиё в бытие. Слишком яркое, в сравнении со ставшим привычным, мягким, бледным отсветом небесных стен. Я спешно отгородилась рукой, прикрывая заслезившиеся глаза и краем уха ловя протестующий шум голосов (перебивка с освещением не пришлась по нраву и прочим, остающимся на местах, зевакам).

Коленопреклоненный Ньяхдох виднелся в самом сердце сияющего светом столба; а меж вороха цепей и пятен крови стыла недвижимая тень. Никогда прежде я не видела у падшего тени. Поначалу казалось, что свет не чинит ему особого вреда… пока до меня не дошло, что же подверглось изменению. Никогда прежде я не зрела тени падшего. Преградой тому служил трепещущий, живой нимб тьмы, извечно окутывающей тело, то и дело свиваясь, скручиваясь, сплетаясь внахлёст. По сути своей не противустовляясь среде, но сличаясь, сливаясь с нею. Но сейчас сияние это попросту обратилось ворохом длинных чёрных волос, сползающих вниз и скрывающих спину. Пространным плащом, каскадом ниспадающим с плеч. Само же тело падшего так и оставалось неподвижным.

А потом Ньяхдох издал что-то тихо, не то чтобы стон, скорее, захлебнувшийся полувздох; и тогда он вскипел, этот плащ волос.