Н. Джеймисин - Сто тысяч Королевств

— Вверх! — рявкнула Скаймина, и старика швырнуло на ноги, будто вздёрнув за невидимые струны. Теперь мне открылось, что на туловище было куда меньше порезов, чем в прочих местах, но тут я своими глазами увидала, как прохаживающаяся взал-вперёд — и мимо — Скаймина хлёстким ударом жезла заставила расцвести на животе несчастного очередную, длинную и глубокую, вмиг закровоточившую рану. Бедолага снова зашёлся криком, резким и хрипящим, и открыл глаза, ранее прикрытые веками, видимо, как своеобразное средство сдерживать боль (или попросту усталое бессилие). У меня на миг перехватило дыхание, ибо глаза его, заостряющиеся к вискам, светились тёмной зеленью; теперь я понимала, отчего абрис лица казался странно знакомым, — сбрось он с плеч лет шестьдесят и… о, милосердный Небесный отче… стариком был Сиех.

— Ах, — довольно осклабилась Скаймина, истолковывая мой ошарашенный вздох. — Это и в самом деле замечательно выгадало время. Ты был прав, Т'иврел, она и в самом деле неровно к нему дышит. Значит, вот кто у нас отправил кой-кого из своих за нею? Можешь передать тому дурню, чтоб уж в следующий-то раз был порасторопнее.

Я глянула на сенешаля; уж кто-кто, а он точно никого не посылал за мною. Т'иврел замер, бледнее обычного, но то странное предупреждение всё ещё мелькало в его глазах. Я было слегка нахмурила в замешательстве брови, но Скаймина по-прежнему неотступно сверлила меня глазами, кружа и приглядывась к каждой перемене на моём лице, готовая яростно растоптать любое чувство, коему я рискну проявиться, — подобно стервятнику, выжидающему первой же ошибки со стороны жертвы.

Так что я обуздала себя, натянув на лицо маску безразличного спокойствия (вот и пригодились матушкины уроки). Выпрямила колени, выходя из боевой позиции, однакож не торопясь вкладывать опущенный к бедру клинок в ножны. По всей вероятности, этот жест был не ведом Скаймине, но среди Дарре так проявляли пренебрежение к противнику — знак, что я не могу полагаться на то, что та будет вести себя подобающим женщине (и воину) образом.

— Но теперь я здесь, — бросила ей. — Заявляй свои намерения.

Скаймина испустила короткий, лающий смешок, ни на миг не переставая оценивающе кружить вокруг.

— Заявить мои намерения. Какие воинственные речи она тут заводит, не правда ли? — Кузина оглядела толпящихся за пределами расчищенного круга, но не дождалась ничьего ответа. — И, главное, с такой силой. Дурно воспитанная малолетняя грубиянка, жалкая мелюзга, игрушка, вот кто она такая… да что ты можешь ПОНИМАТЬ в моих намерениях, тупая идиотка! — Последнюю фразу она прокричала прямо в лицо, стиснув прижатые к бёдрам руки в кулаки, — странное палкооружие затряслось под гневом хозяйки. Волосы, тщательно уложённые в сложную причёску, скрываемую чем-то наподобие камилавки, растрепались (потревоженные, верёвочки развязались), но по-прежнему поражали колдовским великолепием. Даже помешательство способно оставаться изысканным.

— Полагаю то, вы хотите быть наследником. Воспреемником Декарты, — ответила успокаивающе мягко, — и да помогут нам боги, нам всем и прочему миру, если вы добьётесь задуманного.

Быстрее порыва ветра личина сыпящей криками сумасшедшей сменилась улыбчиво-обаятельной маской.

— Верно. И начать я собиралась с твоих земель, полностью поправ их с лица этой самой земли. На деле всё должно было уже закрутиться, не развались сейчас на глазах у всех столь долго подготавливаемый мною на границах альянс. — Скаймина возобновила примеривающийся шаг, оглядываясь на меня через плечо, покручивая меж тем изящно в руках своё оригинальное орудие. — Поначалу я посчитала, что причиной всему — та старая карга с Крайнего Севера, с которой ты столь мило бесадовала в Салоне. Но быстро разобралась, что она только подбрасывает слушки и прочие кривотолки, от коих толка кот наплакал. Значит, было что-то ещё. Не желаешь ли просветить меня?

Кровь во мне заледенела. Что она сотворила с Рас Анчи? Я глянула на Сиеха: тот несколько пришёл в себя, но так и так выглядел ослабевшим и заторможенным от боли. А будучи в полубессознательном состоянии не мог и излечиться сам. Удар, нанесённый мною Ньяхдоху в самое сердце, едва ли причинил тому особо значимый вред. Однако… воскресила я в памяти события, внезапно похолодев… заживление раны заняло немалое время. Возможно, Сиех бы тоже восстановился, оставь его ненадолго в покое. Разве что… Итемпас, заманив Энэфадех в ловушку человеческой плоти, не обрёк падших ли претерпевать заодно и все страхи смертности? Вечных, могущественных, но… уязвимых. Несло ли бремя смертности и собственно смерть? Я вспотела, и вздувшиеся на ладонях порезы ожгло солоноватыми болезненными укусами. Как снести всё это?.. как стерпеть?..

Но тут дворец содрогнулся. На мгновение показалось, что эти толчки — знак новой опасности; но потом до меня дошло. Закат.

— О, демоны, — пробормотал себе под нос в полной тишине Вирейн. Мгновением спустя меня, как и всех прочих, отшвырнуло — шквальным порывом ветра и болезненно-злым вихрем стужи, и я растянулась на полу.

Секунду я боролась за право встать на ноги, и наконец, приподнявшись, обнаружила, что нож пропал из руки. Вокруг царил хаос; со всех сторон доносились стоны боли, брань вперемешку с руганью, возгласы страха и предостережения. Глянув в сторону подъёмника, обнаружила там суетливо толпящихся у входа людей, судорожно пытающихся втиснуться в узкий проход какой угодно ценой. Но всё это сразу выпало из разума, стоило обернуться к центру комнаты.

Разглядеть лицо Ньяхдоха удавалось с трудом. Он присел близь Сиеха, опустив голову; и тьма ауры, окружавшей его, была столь же насыщенно-чёрной, как и в первую из моих ночей в Небесах, столь ядовито-чёрной, что, казалось, вот-вот и я поврежусь рассудком. Мои глаза притянул пол, где валялись разбитые в хлам цепи, ещё недавно сковывавшие Сиеха, и концы тех блестели от свежей наледи. Сам Сиех по большей части скрывался в тени отца — лишь одна из рук свободно свисала, едва передвигая пальцами, пока край плаща Владыки Ночи, извернувшись, не обвил и её и не увлёк, поглощая, в прочую тьму.

— Скаймина. — И вновь этот пустой, гулко вторящий эхом голос. Неужто на Ньяхдоха опять накатил приступ безумия? Нет, другое, одна лишь чистейшая, беспримесная, откровенно неистовая ярость.

Тем временем кузина, вбитая одновременно со всеми в пол, уже твёрдо держалась, встав, на своих высоченных каблуках, неожиданно полностью владеющая собой. По крайней мере, на вид.

— Ньяхдох, — произнесла куда спокойнее, чем я могла себе вообразить. Её оружие также исчезло; но она была истинной Арамери, не убоявшейся и не страшащейся гнева богов. — Как же хорошо, что и ты наконец почтил нас своим присутствием. Опусти его обратно.