Олег Кожин - Охота на удачу

— Платком перевяжи, — не прерывая своего увлекательного занятия, прошамкала Ружа. — И не корми его больше… Сам сгинешь и артефакт испортишь.

По ее тону сразу становилось понятно, за кого она беспокоится больше. В голове у Геры все еще сталкивались и разлетались обрывки образов и мыслей, напоминающие тщательно перемешанный пазл. Вернуться в реальность оказалось непросто.

— Ружа, вы так говорили о ней, — прежде чем замотать запястье банданой, Герка кивнул на монету, — точно она живая.

— А разве нет, Герман? — Судица по-птичьи повернула голову. — Разве нет?

Герка не нашелся что ответить.

— Вы установили контакт. Вы познакомились и, кажется, понравились друг другу. Помни о той, что помогла тебе сделать это, Герман. Помни о старой Руже. А теперь уходи — и поторопись, времени остается все меньше, а тебе так много всего нужно успеть!

— Да куда идти-то? Хоть бы проводили, что ли?

— Нет. Тебе придется быстро бежать, а я уже не в том возрасте, чтобы скакать по лесам. Привыкай искать дорогу без проводника, Герман.

— Бежать?!

— Бежать, — улыбка судицы вышла более хищной, чем обычно. Так обаятельная сова улыбается полевой мыши. — Бежать, Герман. Они уже начали…

— Кто? — Воронцов глупо захлопал глазами.

Поднявшийся ветер зашевелил цветы, плотно обступившие железобетонный «стакан». Ближайшие к стене растения терлись о стену в надежде пощекотать пятки рисованной шестирукой красотке. От неприятного шершавого звука, сопровождавшего каждое их покачивание, по затылку Геры побежали мурашки. На лбу проступили крупные капли пота, и юноша тут же стер их банданой.

— Кто?

— Вот! — Ружа ткнула когтистым пальцем в небо, точно надеялась проковырять дырку в сини. — Вот опять! В этом и есть самая большая проблема современной молодежи! В том, что вы не видите дальше собственного носа! Сначала вы все время смотрите под ноги, забыв о том, что над вами существует мир, куда как более огромный и интересный. И хорошо, если находится кто-то добрый и ответственный, вроде меня, кто заставляет вас поднять глаза с земли и посмотреть наверх! Но ведь даже это не идет вам на пользу! Раз увидев небо, вы начисто отрываетесь от реальности, переставая видеть то, что у вас прямо под ногами…

Голос судицы сделался неприятно визгливым, а безумия в нем резко прибавилось. На фоне своих сестер-вещуний Ружа выглядела кликушей — полусумасшедшей старухой, трясущей седыми патлами. Герка попытался вспомнить, когда аккуратный колосок распался на нечесаные пряди, и не смог. Сползая с макушки, волосы вели себя как живые, оплетали овал лица, рассыпались по костлявым плечам, самостоятельно заползая в безостановочно болтающий рот, в ноздри, в уголки покрасневших глаз. Они напоминали маленькие тентакли или вьющиеся растения в ускоренной видеосъемке. Смотреть на это было неприятно, и Воронцов с облегчением перевел взгляд на землю.

Обступившие «стакан» жухлые цветы напоминали волнующееся море. Под напором ветра они уже не просто раскачивались из стороны в сторону, а гнулись, то стелясь до самой земли, то распрямляясь вновь. Что-то не нравилось Герке в этом цветочном шторме. Что-то смущало его и тревожило. Это «что-то» лежало на самом виду, потянись и ухватишь, но визгливое щебетание судицы мешало сосредоточиться, а этот ветер…

— Стоп! — сам себя осадил Воронцов. Какой еще ветер? Почему тогда у меня волосы не шевелятся?

Видимо, он произнес это вслух, потому что судица, внезапно прекратив раскачиваться и клекотать как гигантская хищная птица, спокойно пояснила:

— Это не ветер, Герман. Это молодая, голодная и очень шустрая поросль о восьми лапах. И знаешь, в чем прелесть, дружок? — Ружа выдержала паузу, словно надеясь, что юноша спросит, в чем же все-таки прелесть, но растерянный Герка подыграть не догадался. — Прелесть в том, что тебя погубят они… а я здесь вроде как и ни при чем, верно? Я ведь честно предлагала тебе бежать, Герман! Честно! Предлагала!

И судица вновь зашлась в истерическом хохоте. Подвывая и раскачиваясь.

— Они созревают, — закричала она сквозь смех. — Они вылупляются!

Перемотанное банданой запястье обожгло. Герка дернулся, и вместе с ним дернулась вся картина мира. Красивое граффити с многорукой огненноглазой девой в долю секунды заострилось, обрело новый смысл, бросаясь прямо в Геркины глаза. Предостережение о сокровищах и немудреное безграмотное ругательство слились в единое целое, превратившись в предупредительный знак «для своих»:

«ОСТОРОЖНО, КЛАДКА»

Глупый вопрос еще только завертелся на кончике языка, а ответ уже явил себя во всей своей восьмилапой красе. Раздался резкий щелчок, и один цветок «отстрелил» ссохшийся бутон под ноги юноши. Едва приземлившись, бутон шевельнул лепестками, воткнул их в пыльную землю и на глазах изумленного Герки… встал. Неуверенно качнулся, семеня тонкими ножками, а затем, беззвучно раззявив гладкие, блестящие жвала, бодро побежал к Воронцову. Теперь Герка не понимал, как мог он спутать мохнатое паучье тельце с цветочным бутоном. Возможно, оттого, что прежде ему не доводилось видеть паука, кверху брюхом произрастающего на сочном зеленом стебле.

Округлое брюшко лопнуло, точно гнилая груша, припечатанное Геркиной ногой. Царапнули пыль тончайшие лапы-лепестки. Но следом уже бежал новый паук, точная копия раздавленного, — проворный, наглый, голодный. А за ним еще один. И еще. Щелчки, поначалу редкие, похожие на хруст напряженных суставов, зазвучали негромкой канонадой. Как будто кто-то развлекался с огромным рулоном пупырчатого упаковочного полиэтилена. Все новые и новые пауки созревали, отваливаясь с раскачивающихся стеблей, которые опадали в ту же секунду.

— Беги! Бегиии! Бееее-гииии! — надрываясь, вопила сверху Ружа. И, как не хотелось Герке вновь превращаться в беглеца, он понимал, что это — наилучший совет на данный момент. — Беги-беги-беги-беги-беги!..

Он побежал. На ходу стряхивая вцепившихся в штанины пауков, Воронцов перепрыгивал ямы и колдобины, стремясь убраться подальше не только от преследующего его паучьего ковра, но и от безумного смеха, чуть разбавленного резким свистом терзаемой дудочки.

Герка не знал, но в некоторых самых больших и темных ямах, через которые он так лихо сигал, все еще жили паучьи самки. И то, что ни одна из них не отхватила ему лодыжку, нельзя объяснить ничем иным, кроме удачи.

Невероятной удачи.

Лишь поздним вечером Воронцов выбрался на трассу М-18, проходящую мимо провинциальных Сумеречей. Синеватые сумерки победоносно шествовали по земле, планомерно вытесняя дневной свет. Ночь бережно наносила на небо вековечный узор, точками звезд выводя привычные созвездия. Сейчас она еще осторожничала, старательно помещая на свои места Большую и Малую Медведицу, но не пройдет и часа, как она беспорядочно истыкает ночное полотно сверкающими искрами в надежде, что невнимательные люди не заметят ее небрежности. Герка, к примеру, никогда не замечал, да и не искал специально огрехов, безоговорочно доверяя выполненной ночью работе. А сегодня, несмотря на наставления Ружи (а может, как раз благодаря им), он вновь смотрел не в небо, а перед собой.