Остров жизни - Иван Поляков
– А что у меня с глазами? – уточнила она непривычно для утреннего часа нежно, точно мурлыча. Кошки они тоже мурчат, а спустя мгновение выгибают спину и, шипя, выпускают когти.
– Ну, они у тебя как у… загнанного ёжика.
«О как».
«Поверьте старому, опытному ловеласу, лучшие комплименты – это правда. Важно не то, что конкретно вы скажете, а как и при каких обстоятельствах. Ш-ш! Уй… полегче-полегче. Поверьте старому любителю бега, обстоятельства лучше не путать».
(Кузьма Прохожий. Из услышанного на дороге).
***
Ивес что-то подозревал.
Как это проявлялось? Виду мужчина не подавал. Точно актёр народного театра, он отворачивался и избегал взгляда. Вертел головой один в один сова. Молчал, кивал, сопел, кряхтел, – одним словом, да. Как ни жаль, актёром Ивес был весьма скверным, так что иначе как комичным назвать это было сложно.
На завтрак снова были бобы… вроде. Откровенно, утро Зое помнила весьма приблизительно. Отец, с его обычными причудами и косоглазостью в сторону табурета, жаловался на всех, а мать улыбалась… Крик петуха. Мерно покачивающаяся где-то на краю поля зрения золотая голова и собранная из осколков в ноготь шириной тарелка. Что же на ней было? Девушка не могла вспомнить. Зелень, судя по характерному привкусу во рту и чувству голода.
Конец лета, как и всегда в это время года стрекозы заполонили воздух у водоёма. Фалкет, рыбачивший несмотря на опасность, рассказывал, будто они каждый раз в это время выползали из-под сырой ряски, что, по мнению Зое, их рождала. Дети болот, – наглые и неуловимые, но, по счастью, безвредные, что нельзя было сказать о комара-ах. Уй! От этой заразы в силах были спасти разве что холода.
«Точно бобы, – с неоднозначным послевкусием подумала Зое, прижав желудок. – Или, быть может, фасоль. Я как раз собирала вчера… или это третьего дня было? Полевые головастики, ничего уже не помню!»
Шелест. Едва различимый треск, и пеночка из красного, точно закат, куста вспорхнула в небо. Крупная волна разбивалась о стену разнотравья, заставляя сухие стебли камыша колыхаться. Вода за ними была затянута ряской, и всё ж какое-то движение просматривалось по ту сторону чёрной глади. «Ту-дун», – прозвучало в ушах. «Ту-дун».
Удары крошечных крыльев, точно пульс неба.
«Ту-дун».
«Хррр-р-р-р-р-р-р-р-р-р-р-р-р-р-р-р-р…»
Рука на желудке. Нельзя было сказать, что это за звук, и где он зарождается. Гул, тягучий и раскатистый, казалось, доносился отовсюду. Он сразу же проникал внутрь всякого живого существа, вибрируя холодом на костях. Задрожав, пронизанная кровавыми отблесками, дымка точно заплясала над водой, повинуясь этому звуку. Где-то меж деревьев хрустнула ветка.
Это нельзя было назвать страхом, скорее осторожностью. Предчувствие чего-то нелицеприятного зародилось в животе девушки.
«Бобы. Точно бобы.»
Ускорив шаг, так как нужно было поторапливаться, Зое вскоре перешла на бег. «Гр-р-р-р-Р-р…», – пела вода, и сухой треск, точно копьё, пронзил воздух. Тягучая ветвь ивы дрогнула у воды…
– А змей-то тем вечером корову едва не утащил, – жизнерадостно сообщила Мона, помешивая что-то в котелке.
Удар. Ветка распласталась по стеклу, распушив листья, и вновь отпрянула, подтанцовывая в воздухе. Ветер медленно усиливался, и, судя по тому, какого цвета сделалось небо, погода и не думала разгуливаться. Пока подруга стояла у очага, Зое пробежала пальцами по шнуркам карманов. Завязала она их в итоге кое-как, так что периодически приходилось поправлять. Мгновения оказалось вполне достаточно.
Неопределённый запах то ли бобов, то ли мяса.
«Вот ведь. Видела же, что она чистила-резала. – И сразу: – Так чистила или резала? Ножом давила?» В голове девушки тут же молнией пронеслась дюжина картин её собственной готовки, но там всё было куда как более просто и прозаично. «А, какая разница? Забесплатно, что не подай, – все съедят. Даже моё кое-как съели… или нет».
Ударив себя по лбу, девушка протащила ладонь через лицо. Привести мысли в порядок это не особенно помогло, но совесть её определённо очистилась. Зое сделала всё, что могла. Теперь можно было и поспа-а-ать… нет, спать было нельзя!
– Откуда знаешь? – вопрос про нападение дракона.
Оставив котелок в покое, Мона, розовощёкая и крутобокая женщина с завязанными в тугой узел волосами, принялась резать лук. Лезвие расплылось, теряя всякую связь с действительностью. Наблюдая, Зое подпёрла голову ладонью.
– Да как же, Агата сегодня за молоком заходила. Она и рассказывала. Пенин вчера вечером на поле стадо выгнал, при нём и было. Сам на силу ноги унёс. Возвратился, говорят, глаза, точно факелы, сияют. В крови весь. Ужас! Голень, убегая, о корягу продрал.
Раскрасневшись, Мона чуть было не резанула палец. Она бы это сделала, но руки куда лучше хозяйки знали, что и как нужно делать.
– Сегодня его, кстати, не будет.
«И завтра не будет, – со скучающим видом дополнила Зое. – А если вспомнить излишнюю чувствительность, то и после так же. Главное, чтоб как у Коума не затянулось».
Подобрав зелёную луковую розетку, Зое в задумчивости хрустнула её на зуб:
– Три.
Пахнуло ароматным паром. Точно как Марта, Мона сунула тряпку за пояс передника, и даже этого не заметила. Зое фыркнула в раздражение. «Опыт, чего уж там».
– Чего три?
– Просто три. Передай ей, – поймёт. – Зое поморщилась.
«Хороший лук, никогда его не любила».
– И как же он его описывает? – больше ради интереса, нежели ради того, чтобы услышать ответ.
Мона честно задумалась. Помахивая поварёшкой, точно дирижируя невидимым и невиданным оркестром, она с минуту подбирала слово.
– Говорил… чудовищно.
«Фасоль», – подметила Зое, опознав приставший к дереву характерный катышек.
– Так я и думала.
«Даже смешно. Спрашивается, – кто в будний день мясо готовить станет?» Взгляд Зое прошёлся по столешнице. Горечь бушевала, а закусить, за исключением чеснока, её было нечем.
«Ёжик… Ну, надо же. Он бы ещё «как у козла» сказал. С горизонтальными зрачками. В сравнении звучит действительно неплохо».
– Чудовищно – это удачное слово, – внутренне закипая. – Ко многому подходит. Вот Гай мой – чудовищный хам. Представляешь, заявил: «У тебя, мол, глаза как у ёжика».
– Ёжик, это красиво, – оценила Мона. – Поставив котелок на тряпку,
